Через некоторое время, наделав крюков и петель по здешним замысловатым тропинкам, Иван снова вышел к Торговой площади. Отсюда уже можно было видеть, что там делается. Как ни странно, там, у главных ворот, царило почти что спокойствие — ни вооружённых людей, ни военных приготовлений. Даже чёрную бочку со смолой и ту не докатили до стены, бросили на полдороге — Иван узнал её. Неужели решили миром кончить? И приступа не будет? Может, барон Дитрих, зять князя Владимира Мстиславича, сумел договориться с тестем? Неспроста же покойный Ян говорил, что «Вольдемар Мистаслау» душевно склоняется перед величием Ордена.
Но почему тогда русское войско здесь, раз такая дружба у князя с хером Дитрихом?
И зачем старые ворота откапывают?
Нет, здесь что-то не то. Надо понять. От того, сможет Иван разобраться в происходящем или нет, зависит слишком много, в том числе и его жизнь.
Он стал опять пробираться к старым воротам, стараясь идти другим путём, не тем, которым сюда шёл. А то кто-нибудь заметит праздного немецкого юношу, бродящего бесцельно туда-сюда. Иван направился было правее, закладывая новый крюк. Предстояло проскочить мимо небольшой толпы горожан, оживлённо спорящих между собой. Он сделал самое хмурое и отчуждённое лицо, какое только мог, и, никем не останавливаемый, уже почти миновал этих опасных людей, как вдруг сзади раздалось:
— Мыыыы! Мыыыыы!
Глава 17
Он резко обернулся, с досадой успев отметить про себя, что собравшиеся кучкой жители разом прекратили свой спор и все уставились туда же, куда и он.
Там, на Торгу, металась, мыча и махая ему вслед, его «фрау». Она рвалась к Ивану с такой отчаянностью и силой, словно искала его всю жизнь, а вот теперь нашла и снова боится потерять навек. Перелезала через ряды, что при её коротких ногах и толщине было непросто, сваливалась вниз, как мешок, снова вскакивала, кидалась вперёд и непрерывно мычала — так громко, что, наверное, повсюду было слышно.
Времени раздумывать не было у Ивана. Побеги он прочь от «фрау» — это вызвало бы подозрение, за ним могли и погнаться. Он с натугой выдавил из себя смешок и, покачивая укоризненно головой (ох, мол, эти бабы), пошёл ей навстречу.
Она это увидела. Но не прекратила мычать, как надеялся Иван, а лишь сменила в своём мычании тоску на радость. В какой-то миг у Ивана мелькнуло: вот сейчас ещё на мёртвого Яна наткнётся, проклятая, но сообразил, что труп лежит в другом конце. Наконец она выбралась на чистое место, подбежала, переваливаясь, к Ивану и вцепилась в него обеими руками, полуупав на колени и тяжело потянув к земле. Ничего не оставалось, как стоять на виду у всего, считай, города, держа её на весу и успокоительно похлопывая ладонями по мягкому. При этом она ещё колыхалась, вздрагивала, взмыкивала Ивану в живот, прижавшись всем лицом.
«Как она из слободы-то выбралась?» — с тупой злостью подумал ошарашенный Иван. И неожиданно догадался: да ведь её нарочно пустили искать меня, как собаку за зайцем! Может, она с самого начала была подосланная, лучше соглядатая ведь и придумать нельзя! А он-то, порося бессмысленное? Ещё и пыхтел с нею, тешился, радовал плоть! Стыд-то какой!
Так пришлось простоять довольно долго, пока «фрау» не притихла и не стала подниматься с земли, заглядывая снизу Ивану в лицо. Он нашёл в себе силы оглянуться на толпу горожан, ожидая увидеть их стоящими рядом и с подозрением его разглядывающими. Но странно — ничего такого не увидел да и толпа уже куда-то разошлась. Видно, ничего любопытного не было в том, что какая-то старуха с плачем обнимает юношу — война ведь, вот и боится за сына.
— Иди давай, домой иди, — попробовал Иван прогнать «фрау». — Я приду скоро, ступай, ступай, пошла прочь отсюда! Вег! Вег! — вдруг вспомнил, как нужно это по-немецки произносить.
Она кивала, мычала радостно, обнажая беззубие рта, но уходить от Ивана никуда не собиралась — хоть бей её. Старое, некрасивое лицо «фрау» светилось таким счастьем, что Иван устыдился своих мыслей. Да нет, никакая она не подосланная. Прикипела к нему и душой и телом, вот и всё. Может, у неё за всю жизнь такой радости не было? Ничего-то Иван про неё не знал. Откуда она, чья, как жила прежде — ничегошеньки.
Однако нужно было избавляться от бабы. Совсем она была ни к чему, а сейчас — особенно. Погубит, как есть погубит.
Неожиданно для себя Иван вдруг остро, с какой-то хищностью пожалел, что нету рядом с ним бывшего земляка Плоскини, уж тот бы знал, как избавиться от обузы. Ведь не отлипнет. Единственно, что можно сделать, чтобы она успокоилась, это увести её домой, в слободу. Но как туда сунешься в одежде подмастерья Яна?
Не вполне соображая, что делает, он пошёл прочь, сделав «фрау» знак следовать за ним. Она повиновалась, засеменила рядом. Иван шёл к старым воротам, вспомнив, что место, где он сидел сегодня, вполне безлюдное и заброшенное — там что-нибудь придумается.