Понемногу Иван стал приближаться к самым воротам, удерживая на лице всё то же хмурое выражение — он чувствовал, что к сердитому человеку меньше будут обращаться с расспросами. И правда, порой на него взглядывали с удивлением, но никто ни о чём не спрашивал. Иван и сам приспособился заглядывать в глаза любопытствующим.
Стало ясно, что готовится выход горожан к осаждающим. Принесли уже и блюдо серебряное, и огромный замковый ключ, и поп латинский, весь в чёрном, тут крутился, и несколько пожилых, богато одетых жителей держали в руках чаши позолоченные, а может, и золотые. Потом возникла небольшая суета, какая бывает в праздной толпе при начале какого-то торжественного действа. Теперь уж на Ивана совсем никто внимания не обращал, и ему удалось затесаться в толпу без помех.
Тут затрубили в рога на стене. И сразу же тяжёлые створы городских ворот, взвизгнув, начали медленно растворяться наружу. Иван жадно взглянул туда, за ворота, и увидел неподвижно стоящих вдалеке людей, шатры, знамёна и стяги новгородские. Аж сердце сжалось и замерло, а потом забилось с силой, погнало кровь горячую по телу. Решимость переполнила Ивана. Он знал, что сейчас сделает.
Вместе с толпой разодетых горожан он, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не проявиться раньше времени, вышел из города. Толпа медленно направлялась к русскому войску, где можно было уже видеть сидящего перед самым большим шатром на стуле человека в нагруднике из блестящей меди. Это, конечно, был князь Владимир Мстиславич. Он ожидал ключей от города и выражений покорности от горожан.
Когда толпа приблизилась настолько, что Иван мог разглядеть снисходительную улыбку победителя на княжеском лице и на лицах стоящих рядом с ним бояр и воевод в доспехах, все вдруг разом остановились. Иван непонимающе оглянулся и понял, что к самому князю пойдут лишь несколько выборных городских старейшин с попом латинским и подарками. Остальные топтались на месте, тихо переговариваясь между собой.
Вот старейшины понесли свои подарки; самым первым шёл высокий седой старик, несущий ключ на подносе. Вот стихло окружение князя Владимира, проникнувшись торжественностью события.
И тут Иван отчаянно рванулся вперёд — ему пришлось сшибить с ног двоих-троих, которые мешали ему, — и что было сил понёсся к русским мимо старшего посольства.
— Братцы! Братцы! — кричал он как мог громко. — Не верьте им! Измена! Измена! — тут горло перехватило — не то от волнения, не то от быстрого бега — и слова больше не получались.
Он не видел, что делалось позади него. Смотрел на князя Владимира Мстиславича. Ноги отчего-то налились тяжестью, как во сне, когда бежишь куда-то, а они не слушаются. Но Иван всё же понимал, что движется, даже хватило сознания увидеть, как от русского стана к нему бегут навстречу. Сзади что-то кричали ему вслед. Краем глаза Иван заметил, что князь Владимир Мстиславич поднялся со своего стула. Кажется, заметил его.
Набежавший на Ивана огромный человек в кольчуге и остроконечном шлеме схватил его за плечо и дёрнул на себя.
— Ты кто такой? Где измена? Говори!
Жадно ловя воздух, Иван ничего не мог вымолвить, только показывал рукой туда, направо, где находились старые ворота. Русский нетерпеливо ждал, пока Иван отдышится, встряхивая его плечо, стиснутое железной хваткой. Через удушливую немоту наконец вырвались слова:
— Рыцари... там... ворота...
— Откуда знаешь? Сам, что ли, видел? — грозно рычал дружинник. — Да кто ты такой?
— Сам... видел... — хрипел Иван, бессознательно радуясь русской речи, русской силе, которая так больно делала плечу, русскому запаху, идущему от воина. — Они весь день вчера... копали там... измена...
— Ну, если врёшь... — Дружинник пристально вгляделся в плачущее лицо Ивана, но доканчивать угрозу почему-то не стал. Отпустил плечо. — Путило! Сотский! А ну бери своих и давай туда, к возам! Да скорее! — И Ивану: — Пойдём-ка со мной, юнош.
Может быть, он хотел отвести Ивана к шатрам, чтобы тот сам рассказал начальству (а то pi самому князю) о том, что затевают немцы, но тут от старых ворот донеслись протяжные звуки рогов и слитный вопль множества глоток. И тотчас же дружным рёвом откликнулся весь русский стан, и всё пришло в движение.
Русский воин, допрашивавший Ивана, бросил его и тоже побежал к стану. Кто-то подвёл ему коня, помог взобраться, он вытащил меч из ножен, поднял над головой и тяжело поскакал туда, где, судя по шуму, уже начиналось сражение с рыцарями барона Дитриха.
Иван посмотрел на городских послов. Те, что были попроще, бежали сейчас к воротам, створы которых поспешно закрывались, а передовые послы уже были окружены всадниками и сбиты в кучу как стадо. Возле русских шатров по-прежнему стояли стяги, шевелясь под еле слышным ветерком. Но ни князя, ни бояр возле них уже не было видно.