Битва на Калке. Пока летит стрела

Несколько раз по дороге «фрау» трогала Ивана за руку, мычала, показывая, что он ведёт её не в том направлении, тыкала пальцем в сторону их слободы. Иван тогда сердито взглядывал на неё, и она в недоумении замолкала. Он снова старался разжечь в себе злость к ней, не думая, зачем это делает, но догадываясь. На их странную пару никто не обращал внимания, словно нелепая пожилая баба, покорно идущая рядом, была лучшим пропуском для передвижения по городу.

До старых ворот они добрались быстро. Иван глянул: там работа шла полным ходом, почти заканчивалась. Старое полуразрушенное строение, возле которого он прятался днём от жаркого солнца, как-то сразу навело его на мысль: действовать надо сейчас, и решительно, не допуская колебаний и не думая о том, правильно ли он поступает.

Иван осторожно заглянул внутрь через дверной проем, опасливо придержав гнилой косяк. Там, внутри, было сумрачно и пусто, пахло прелью и застарелыми нечистотами, то есть ничем таким особенным. Земляной пол покрыт был мусором, сквозь который кое-где пробивалась бледная трава — под дырами в провалившейся крыше. Когда-то здесь держали коней: об этом можно было догадаться по остаткам яслей и кормушек, а также — груде гнилой чёрной соломы, сваленной в дальнем углу. Иван молча шагнул внутрь и поманил за собой «фрау», уверенный, что она беспрекословно повинуется.

Ока и повиновалась. Без всякого испуга, ничего не заподозрив. Кажется, что-то заманчивое для себя увидела в этом. Иван прошёл вглубь, подальше от входа, и остановился, стараясь гнать от себя догадки о том, что именно увидела «фрау» в его приглашении. И когда она, знакомо взмыкивая и чуть ли не на ходу начав подставляться, приблизилась к нему, он с силой ударил её в висок сжатым до окаменения кулаком.

«Фрау», мгновенно обмякнув, повалилась набок и затихла. Она лежала перед Иваном, как куча неживого тряпья, а он смотрел на неё и чувствовал, как ненависть и отвращение, только что сотрясавшие его, сменяются тоскливой жалостью. Сидела бы дома — осталась бы жива, горько подумал Иван. Вот теперь лежит — нелепая, неподвижная, никому на свете не нужная. Не такою ли окажется и его, Ивана, собственная смерть, которая долго его ждала и вот теперь, когда свобода кажется такой близкой, дождалась, похоже на то.

Тут «фрау» чуть пошевелилась и слегка застонала.

Иван едва не вскрикнул от радостного облегчения. Жива, слава Богу! Значит, и у него всё получится! Он найдёт теперь способ предупредить русских!

Надо было, однако, оставить «фрау» на некоторое время здесь, чтоб очухивалась потихонечку и не мешала. Он подумал: чем бы её связать? Потом догадался, выпростал у бабы исподнюю юбку, стараясь не смотреть на её голые ноги, и разорвал старенькую ткань на полосы. Ими и увязал слабо постанывающую «фрау» — руки-ноги и рот завязал, чтоб не мычала больше. С натугой перетащил её на гнилую солому, уложил помягче. Приблизил ухо, послушал — ничего, дышит.

Потом пошёл поглядеть, как там, на воротах.

Там всё было уже готово. Расчищено и заколотки сняты: раскрывай створы и выходи. Рабов куда-то угнали, а на пространстве перед воротами появились совсем другие люди. Конные. С оружием и в латах — немцы. Один был совсем нарядный — в алом плаще, с длинным мечом (Иван отметил, что такие мечи делал хер Адольф у себя в кузне), уж не сам ли барон Дитрих это был? Похоже на то: восседал на своём пляшущем жеребце и отдавал распоряжения, до Ивана доносился его звонкий лающий голос. Барон выслушивал, что ему докладывали наблюдающие со стены, обращался к сопровождающим и что-то очерчивал руками в воздухе, объясняя, наверно, своим немцам, куда следует ударить отсюда, из засады.

Иван, места себе не находя от волнения, наблюдал за главным воеводой. Если немцы решатся ударить прямо сейчас, то ему, Ивану, только и останется, что смотреть на их военную удачу.

Но барон, вдоволь наруководствовавшись, вдруг уехал в сторону крепости, оставив у ворот лишь несколько человек, которые тут же стали устраиваться поудобнее. Остаются на ночь, понял Иван. Не станут сейчас воевать. Завтра, наверное.

Он так и задремал, прислонившись спиной к брёвнам; внутрь бывшей конюшни побоялся заходить, чтобы не расчувствоваться, увидев связанную бабу. Её жалко всё-таки, а никаким таким чувствам сейчас не время.

Под утро Иван снова пробрался к главным воротам.

Там было оживлённо. Стража городская со стен перекликалась с осаждающими. Не поняв ни слова, Иван всё же сообразил, что кричат без злости, а как-то по-деловому, словно купцы на Торгу. Не горячат себя перед боем, а вроде бы о сдаче города договариваются. Вот это, значит, и есть хитрость немецкая. Он решил держаться неподалёку от ворот. Тем более, что с восходом солнца сюда начали стекаться — и по одному, и по двое-трое, и целыми десятками — хорошо одетые горожане. Ни одного оружного рыцаря тут не было. Конечно, они же все в другом месте собрались теперь.