Битва после войны

В ожидании такого разрешения я решил лично ознакомиться хотя бы с частью принятых студентов. Вместе с адъютантом, лейтенантом П. В. Зиновьевым, выполнявшим одновременно и функции переводчика, я поехал в Йену, не предупредив даже об этом коменданта города. Зашел прямо к профессору Ф. Цукеру, ошеломив его неожиданным появлением, и попросил собрать в какой-либо аудитории группу студентов, чтобы побеседовать с ними.

Ректор, извинившись, на минутку оставил нас, а вернувшись, кратко информировал о том, что делается, чтобы в октябре открыть университет. Вскоре кто-то заглянул в полуоткрытую дверь и кивнул Цукеру, который сказал, что студенты собраны в одной из лабораторий и ожидают нас. Он довел нас до дверей этой лаборатории и, сославшись на занятость, попросил отпустить его. Я не возражал, подумав, что ему не хочется выслушивать критику студентов в адрес ректората.

В небольшом помещении сидело несколько десятков студентов. Когда мы с адъютантом появились, все они вскочили из-за узких столов, как по команде, и вытянули руки по швам. На мои вопросы следовали лишь ответы «так точно» или «никак нет». Было очевидно, что откровенной беседы не получится. Поэтому, чтобы не тратить времени на «раскачку», я предупредил своего переводчика, чтобы он как можно медленнее и точнее переводил то, что я буду говорить.

Я начал с разъяснения задач университета и перспектив обучения в нем. Откровенно сказал, какие трудности ожидают студентов в годы учебы: недостаточно хорошее материальное положение, слабое питание, недосыпание, большая учебная нагрузка.

Реакция на мое выступление была для меня совершенно неожиданной. Чуть ли не после каждой фразы студенты стучали по столам кулаками и что-то галдели. «Обструкция», — подумал я и стал более строгим, напомнил молодым людям о бедствиях, которые принес немецкий фашизм Европе и самому немецкому народу, предупредил, что им придется освободиться от остатков вредной нацистской идеологии и постепенно усвоить демократические воззрения, без владения которыми нельзя служить народу, демократии и прогрессу, а значит, и нет смысла учиться в университете.

«Обструкция» студентов продолжалась и даже усиливалась. Переводчик молодой лейтенант П. В. Зиновьев, красный и потный от напряжения и, наверное, от неуверенности в точности перевода, принимал, как мне показалось, эту «обструкцию» на свой счет, видимо, считая, что студенты протестуют против допускаемых им в немецком языке ошибок. Я же думал, что им не нравились мои нелестные выражения по адресу фашистской Германии, нацистской идеологии и напоминания о трудностях, уготовленных студентам.

А когда я в заключение сказал, что, несмотря на то, что, мол, вам совершенно очевидно не нравятся мои слова, есть надежда, что впредь мы будем еще не раз встречаться и не только будем лучше понимать друг друга, но сможем даже стать друзьями, это вызвало не только барабанную дробь по столам, но и топот десятков пар по полу и какие-то приглушенные выкрики.

Я направился к выходу. Снова все встали, как по команде, и стали после меня выходить в коридор, шумно переговариваясь между собой. Я попросил переводчика остановить небольшую группу и спросил, что студентам не понравилось в моем выступлении. Они недоуменно переглянулись между собой, и один из них ответил:

— Наоборот, все понравилось. Мы были ошеломлены вашим появлением в университете и выступлением. И остались очень довольны, поэтому и стучали, выражая свое согласие и одобрение.

— У нас, например, согласие и одобрение выражают аплодисментами, а не стуком и топотом ног.

И тут я впервые услыхал немецкую пословицу «андере лендер — андере зиттен» (у каждой страны свои обычаи). И это правда.

Да, надо знать обычаи страны, в которой находишься! На очередном совещании в УСВАТ с участием президента земли В. Вольфа, Ф. Дукера, Г. Шнайдера, Э. Буссе было решено открытие Йенского университета назначить на понедельник 15 октября 1945 года. Я немедленно доложил об этом в Карлсхорст.

Через несколько часов В. П. Золотухин позвонил мне и передал, что Маршал Советского Союза Г. К. Жуков дал согласие на торжественное открытие университета по нашему плану и что на открытии будет присутствовать начальник Центрального немецкого управления народного образования Вандель.

Ко мне были приглашены Пауль и Вольф, которым мы поручили поехать в университет, еще раз проверить, все ли готово к назначенному дню, и информировать меня.

В связи с торжественным открытием университета день 15 октября в Йене был объявлен нерабочим, чтобы придать событию большее общественное значение. Город был празднично украшен транспарантами, лозунгами, плакатами. Улицы и площади, прилегающие к университету, заполнили жители города. Многим хотелось увидеть все собственными глазами, так как среди населения упорно распространялись слухи, что разговоры об открытии университета — это только пропаганда.