Обо всем этом нам было кое-что известно и до посещения управления епископом Митценхаймом. Отказать епископу в его просьбе я, конечно, не мог, и, как потом сообщили, он однажды сам об этом рассказывал представителям других стран и утверждал, будто я даже воскликнул: «Конечно, водружайте этот крест, ибо что за Вартбург без креста». Не ручаюсь за точность заявления Митценхайма, но что ему было разрешено немедленно воздвигнуть крест на старое место — это сущая правда. Он был так этому рад, что после пользовался любым случаем, чтобы подчеркнуть, что фашисты сняли крест, чтобы его уничтожить, а советская военная администрация, представителей которой нацисты рисовали как заклятых безбожников и гонителей всякой религии, потребовали немедленно водрузить золотой крест на куполе Вартбурга. Он рассказывал также и о том, что УСВАТ разрешило евангелической церкви открытие больничных школ в Веймаре и Эйзенахе для подготовки сестер милосердия в церковных больницах. Рассказывал и о том, что при открытии Йенского университета наряду с другими факультетами был открыт и теологический, что УСВАТ помогло церкви возвратить снятые фашистами, но еще не переплавленные церковные колокола.
Кажется, что нет необходимости объяснять, почему у нас с епископом Митценхаймом установились добрые отношения и взаимопонимание, хотя, разумеется, не всегда удовлетворялись его просьбы. Так, например, он однажды попросил разрешить в школах преподавание религии. Зная, что большинство населения Тюрингии является евангелистами, земельным служителем которой был Митценхайм, мы вынуждены были заявить ему, что поскольку дело воспитания детей и юношества является исключительно прерогативой государства, то о преподавании религии в школах не может быть и речи.
— Но если некоторые родители желают, чтобы их дети изучали каноны религии, — добавил я, — то УСВАТ не будет возражать, если преподавание религии будет проводиться вне расписания школьных занятий и вестись только священниками, так как другие учителя не подготовлены для преподавания этой дисциплины. При этом надо подумать и о том, чтобы не перегружать учеников уроками, которых достаточно и в обязательной программе.
Казалось, что Митценхайм огорчится такими ограничениями, а он, наоборот, будто даже возрадовался им.
В Веймаре есть дом, называющийся Софиенхауз. Это была больница евангелической церкви и школа подготовки медицинских сестер. Здание Софиенхауз при вступлении советских войск в Веймар было пустое, поэтому штаб армии В. И. Чуйкова разместил в нем свои отделы и службы, не притесняя никого. Но когда Митценхайм, наконец, видимо убедившись, что большевики являются совершенно не похожими на извергов и гонителей религии, как их изображали нацисты, он однажды явился ко мне а попросил, нельзя ли освободить Софиенхауз для возобновления там занятий по подготовке медсестер евангелической церкви. Я обещал ему доложить об этой просьбе В. И. Чуйкову. Василий Иванович сказал, что для него и его штаба подготовлено место в другом квартале Веймара, поэтому на днях Софиенхауз может быть передан в распоряжение епископа Митценхайма. Через коменданта Эйзенаха я немедленно известил об этом Митценхайма, и он специально приехал в Веймар, чтобы выразить благодарность военной администрации за доброе отношение к евангелической церкви.
И вот когда летом 1946 года епископ явился ко мне с какой-то очередной просьбой (кажется, о разрешении на издание церковной газеты, что еще было тогда невозможным из-за недостатка бумаги), я завел с ним разговор о подготовке к выборам.
— Какова ваша позиция в развернувшейся предвыборной борьбе? — спросил я напрямую Митценхайма. — Ведь в этой борьбе партии и общественные организации, члены которых, наверное, являются евангелистами, как нам стало известно, нередко применяют нечистые приемы, вплоть до обливания грязью друг друга. Считаете ли вы возможным участие в этой потасовке, возглавляемой вами в Тюрингии церкви, а если да, то в какой форме?
Митценхайм был застигнут врасплох и не мог дать конкретный ответ, поэтому, смутившись, стал жаловаться, что при нацистах церковь была совершенно отстранена от участия в общественной жизни, что ряд священников, ставших по долгу веры на защиту невинно пострадавших от нацистов жертв, были брошены в тюрьмы и концлагеря, что церковь подвергалась террору, как и весь немецкий народ. Сейчас он, как и многие священники, которым нацистская пропаганда внушала ужас перед советскими людьми, увидев действительное их отношение к церкви и религии, убедился, что нацисты распространяли о Советской стране заведомую ложь. Воодушевленные лояльным отношением советских оккупационных властей к церкви, ее служители, как и все граждане, желают участвовать в общественной жизни и вместе со всеми христианами обязательно пойдут на выборы.
Но этот ответ меня не удовлетворил, пришлось уточнить свой вопрос: