Как кажется, оба автора оказались в данном случае в плену лингвистических ассоциаций человека конца XX – начала XXI в., для которого капитуляция сразу вызывает ассоциацию со словосочетанием «безоговорочная капитуляция» и вызывает в представлении совсем другую эпоху и другой мир…
Напомним, что слово «капитуляция» происходит от латинского слова «capitul» – «статья», «глава», иначе говоря, капитуляция – это постатейное соглашение, устанавливающее условия прекращения сопротивления одной из сторон. В XVII–XVIII вв. капитуляция вовсе не обязательно предполагала «полное прекращение военных действий с условием сдачи противника в плен и сложения им оружия». Очень часто практиковалась почетная капитуляция крепости, когда сама крепость сдавалась, но гарнизон с оружием и знаменами, с воинскими почестями уходил беспрепятственно на свою территорию и, более того, мог возобновить после этого участие в боевых действиях.
Капитуляция тогда и определяла условия подобной сдачи, например, мог ли гарнизон возобновить участие в боевых действиях после возвращения на свою территорию, или давалось слово о неучастии его в течение какого-то периода времени. В тексте капитуляции могло оговариваться количество повозок, которые мог взять с собой гарнизон, количество полевых пушек, вывозимых из крепости (крепостные обычно все доставались победителю), каким образом должен был выходить из крепости гарнизон, какие воинские почести ему отдавались, в какие сроки должны быть переданы городские склады и арсеналы и т. д. и т. п.
Именно о такой, почетной капитуляции и шла речь в переговорах с Мюратом. Русская армия должна была оставить Австрию, как сдают на почетных условиях крепость – армия уходит с оружием, знаменами и обозами. И речи не было о том, чтобы русские солдаты складывали оружие и отправлялись военнопленными во Францию, но все же по названию это была капитуляция.
Интересно, что Лев Толстой, который, конечно, не был историком и вряд ли может служить источником для исследования наполеоновских войн, тем не менее был человеком, который общался еще с некоторыми современниками событий и ознакомился с многими подлинными документами той эпохи, он писал: «Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал-адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции
, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско-цнаймской дороге… предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман…»[604]Также и в письме Наполеона к Мюрату от 16 ноября (см. ниже) император говорит именно о капитуляции: «генерал, который подписал эту капитуляцию
, не имел на это права»[605].Фраза о капитуляции сразу ставит все на свои места, и становится ясно, что произошло под Шенграбеном. Инициатива продолжительного перемирия принадлежала Багратиону, которому было более чем выгодно задержать французские войска под любым предлогом. Он прекрасно видел соотношение сил и понимал, что не сможет даже при условии полного самопожертвования долго продержаться против неприятеля. И ему необходимо было любой ценой ввести в заблуждение Мюрата.
Да, действительно, Мюрат попался на хитрости, подобно той, которую он и Ланн применили, чтобы провести австрийцев. Однако Багратиону пришлось пойти дальше, чем французским маршалам. Было очевидно, что продолжительное перемирие полностью на руку русским. Но когда генерал-адъютант царя предложил капитуляцию
(!), у пылкого гасконца от торжества тщеславия атрофировался разум, и в голове, вероятно, билась только одна мысль: он, Иоахим Мюрат, оказался совершенно прав, не преследуя русских в Кремс. Он первый вступил в Вену. Он захватил хитростью венские мосты, и теперь он, а не кто другой вынудил всю русскую армию капитулировать!!!О том, насколько документ, подписанный Мюратом, был далек от простого перемирия, говорит тот факт, что утром следующего дня, когда все войска, бывшие в распоряжении у Мюрата, были давным-давно собраны, он не отдал приказ начинать бой. Более того, в день подписания перемирия Мюрат приказал: «Войска должны оставаться до нового приказа на позициях, которые они занимают в этот момент. Его светлость желает в соответствии с этим, чтобы корпус Сульта не совершал завтра никаких движений»[606]
. В результате Сульт остался у Голерсдорфа, то есть примерно в 10 км от Шенграбена. Если бы Мюрат заключал перемирие для того, чтобы подтянуть войска, подобное распоряжение было бы немыслимым, потому что оно полностью противоречит самой идее такого договора.