Битва трех императоров. Наполеон, Россия и Европа. 1799 – 1805 гг.

Только надеясь на то, что подписанный документ означает не просто перемирие, а победоносное завершение войны, командир авангарда остановил двигающиеся ему на помощь войска. Он также с гордостью доложил императору: «Сир, я считал, что должен был подписать эту капитуляцию, ибо рассматриваю ее как предварительное соглашение, открывающее дорогу к миру, который, как я знаю, является предметом ваших самых сокровенных чаяний»[607]. Если бы Мюрат заключал соглашение с целью обмануть Багратиона, он, вероятно, прежде всего попросил бы ускорить движение французских дивизий на помощь авангарду, а не занимался философскими рассуждениями насчет «сокровенных чаяний».

Безотосный, рассуждая по поводу капитуляции, пишет: «О. В. Соколов утверждает, что Винценгероде предложил капитуляцию русских войск, именно поэтому у Мюрата “от торжества тщеславия атрофировался разум”, а на простое перемирие он бы не согласился, и в этом необычайном документе состоит “тайна” Шенграбена… Не могу точно утверждать, почему у Мюрата “атрофировался разум”, но любого русского военачальника, будь он даже генерал-адъютантом, то есть представителем армии, еще не проигравшей на тот момент ни одного сражения и не потерпевшей ни одной крупной неудачи, предложи он такое противнику, французы сочли бы за ненормального человека. Думаю, максимум, о чем мог вести переговоры Винценгероде, – это о прекращении боевых действий и свободном уходе русских войск за границу. В противном случае ему бы не поверил легкомысленный Мюрат даже при наличии у него всем известного тщеславия… не стоит представлять многоопытного человека и маршала Франции этаким “недоумком”, если бы он являлся таковым, то вряд ли стал королем и маршалом. Потом куда смотрел Наполеон, назначая своим заместителем такого “простачка”, а император всех французов все-таки хорошо разбирался в людях и в их деловых способностях»[608].

Вот именно потому, что Мюрат не был «недоумком», для того чтобы заставить его подписать перемирие, нужно было предложить отважному гасконцу что-то такое, что заставило бы его отказаться от очевидной выгоды. Ведь перед ним был отряд в пять-шесть раз меньшей численности, причем под командованием одного из лучших и известнейших русских генералов. День только еще начинался. У Мюрата было 99,99 % вероятности полностью уничтожить и пленить этот отряд и доложить о блестящей победе над знаменитым героем!

Ни Безотосный, ни Анисимов и никто из историков, писавших о том, что Мюрат предложил долговременное перемирие, не объяснил: зачем оно было ему нужно?! Чего Мюрат мог дожидаться? Еще раз повторяем, у него в радиусе нескольких часов марша было уже столько дивизий, что сосредотачивать еще войска не имело никакого смысла. Будь у Мюрата за плечами хоть большая часть армии, хоть вся Великая армия, это бы ничего не изменило. Физически было бы невозможно употребить 100 или 200 тыс. в бою против 6 тыс.

Именно поэтому только соблазн не просто стать победителем одного отряда, а стать человеком, завершившим победоносно войну, – вот что могло соблазнить и соблазнило Мюрата.

С русской стороны подписание подобного документа вызвало, без сомнения, некоторое смущение. Одно дело – болтовня, которой французы ввели в заблуждение французских генералов на венских мостах, другое – официально подписанная капитуляция, пусть даже не ратифицированная. Об этом документе постарались поскорее забыть. И действительно забыли. В публикации документов штаба Кутузова, предпринятой в 1951 г., в примечании на с. 163 говорится следующее: «Упомянутую копию [акта, подписанного Винцингероде. – Примеч. авт.

] отыскать не удалось»[609]. А в сборнике документов «М. И. Кутузов», как уже упоминалось, выкинута фраза о капитуляции.

Итак, первой «тайной» Шенграбена является подписание весьма необычного документа, с помощью которого Багратион и Винцингероде сумели обмануть Мюрата. Оказывается, маршал не был простачком, попавшимся на ловкую выходку, подобно Ауэрспергу. Для того чтобы его обмануть, пришлось пустить в ход методы, которые не слишком уважались в среде военных в ту эпоху.

Однако результат был налицо. Французский авангард остался неподвижным. Солдаты с обеих сторон разбрелись за продовольствием и обменивались нехитрыми шутками в передовой цепи: «Мы… были отделены от неприятеля лишь небольшой долиной, – вспоминал уже знакомый читателю офицер артиллерии Октав Левавассер. – Прямо перед моей батареей на скате холма, на вершине которого стояли австрийцы и русские, была видна дверца погреба. Мои артиллеристы почуяли вино и стали делать неприятельским постам знаки флягами и потихоньку приближались к дверце. Добравшись, они сломали ее и вышли оттуда с ведрами, наполненными вином. Австрийские и русские солдаты, видя, как наши хорошо поживились, захотели принять участие в дележе добычи и спустились в погреб, смешавшись с ними. Было видно, как русские, австрийцы и французы забыли о войне, чтобы выпить вместе»[610].