Битва трех императоров. Наполеон, Россия и Европа. 1799 – 1805 гг.

Действительно, как император, так и его солдаты были пронизаны тем чувством, которое Клаузевиц блистательно охарактеризовал словами «полнокровное чувство победы», то есть такое состояние, когда уверенность в своих силах, умение и желание драться таковы, что люди не могут себе представить другого исхода, кроме победы. Это не просто порыв энтузиазма, это пронизывающая до глубины души вера в себя, в своих товарищей по оружию, в своего полководца.

Единственное, в чем мог сомневаться Наполеон, – сумеет ли он заставить союзников перейти в наступление, удастся ли сделать так, чтобы они поверили в его слабость. Для этого у императора был широкий арсенал средств. Для начала он намеренно оставил у Брюнна лишь около 50 тыс. человек. Внешне расположение Великой армии казалось очень разбросанным, на самом деле, занимая центральное положение, используя привычку своих солдат к быстрым маршам, Наполеон мог за короткое время подвести к месту решающего столкновения дополнительно не менее 20–25 тыс. человек. Все зависело от сроков – необходимы были сутки для того, чтобы сосредоточить войска, расположенные в окрестностях Брюнна, через двое суток он мог увеличить свою армию до 70 тыс. человек[730].

Однако внешне французская армия выглядела малочисленной. Император не довольствовался этим. Он выдвинул далеко вперед к Вишау (30 км от Брюнна к востоку) гусарскую бригаду Трейяра (300 человек). Этот отряд был таким маленьким и изолированным, что он словно провоцировал союзников на атаку. Но самым главным было то, что Наполеон ограничился исключительно пассивными действиями. Все это настолько отличалось от его обычного стиля ведения войны, что у его противников не могло не сложиться впечатление, что Великая армия отныне опасается столкновения, а ее полководец застыл в опасливой нерешительности.

Результат превзошел все ожидания. Молодой царь и его окружение попались на приманку. Позже известный русский историк Михайловский-Данилевский будет утверждать, что решение о наступлении было принято в результате предательской деятельности австрийцев, стремившихся погубить русское войско. Михайловский-Данилевский писал: «…лица, имевшие влияние в Венском Кабинете, разделяли общее мнение в Австрии о невозможности победить Наполеона, думали, что продолжение борьбы с ним навлечет страшные бедствия на монархию… Скорее желая избавиться от несчастий, тяготевших над государством, и тех, какие предвидели, они хотели мира. Препятствием к достижению сей цели был Император Александр. Потому вознамерились они ввести его армию в сражение, не могшее стоить дорого их соотечественникам»[731].

Вот уж поистине с больной головы на здоровую! Вовсе не коварные австрийцы, а юные друзья царя и прежде всего 28-летний князь Петр Петрович Долгоруков. Красавец князь был заводилой в клане молодых людей, которые больше всего влияли на решения Александра I. Царь не слушал разумных советов Кутузова, зато полностью доверял мнению своих фаворитов. Генерал Ланжерон, французский эмигрант, служивший тогда в рядах русской армии, очень точно охарактеризовал тогдашние настроения в русском штабе и отношение Александра I к опытным генералам. Он «…мало уважал их, редко принимал, мало говорил с ними, оставляя для пяти-шести юных фаворитов, для своих адъютантов все свои милости, он предавался с ними фамильярности, оскорбительной для старых генералов, которые видели, как все, даже вплоть до их манер, высмеивается этими детьми, влияние которых распространялось повсюду»[732].

Долгоруков и его приятели были почему-то абсолютно уверены, что Наполеон в испуге. «К сожалению, лица, окружавшие Императора Александра, и даже ближайшие сотрудники его разделяли преувеличенное понятие о непобедимости русских войск и заранее торжествовали успех над “корсиканцем Бонапартием”… – писал выдающийся русский историк М. И. Богданович. – В особенности же утвердило в этом мнении молодых советников Александра бездействие Наполеона у Брюнна. Что могло заставить его изменить свою обычную систему войны? Почему он не шел далее? В главной квартире союзников многие полагали, что единственной причиной тому было влияние дел при Кремсе и Шенграбен, поколебавшее решимость французов и самого Наполеона; некоторые, увлекаясь пылкостью воображения, уверяли, что неприятельская армия, утомленная форсированными переходами и ослабленная уроном в боях, была преисполнена негодованием к Наполеону»[733].