Поэтому перед императором со всей остротой встал вопрос, что делать дальше. План, который принял Наполеон в этой обстановке, выдающийся французский историк Колен назвал «Планом императора для кампании в Моравии». Согласно Колену, этот план можно резюмировать следующим образом: избрав пассивную форму действий, спровоцировать союзников на преждевременное наступление и нанести сокрушающий контрудар по их обходящему южному крылу.
Колен цитирует фразу Наполеона: «В моравской кампании император понял, что русские, не располагая выдающимся главнокомандующим, должны были считать, что путь отступления французской армии идет на Вену. Они должны были придавать большое значение тому, чтобы перерезать эту дорогу»[726]
. И заключает следующее: «Когда союзники примут решение двинуться, чтобы атаковать нашу армию, Наполеон должен был собрать все свои войска у подножия гор на пространстве одного квадратного лье. Он собирался сделать практически невозможным обход его слева [с севера. –Таким образом, Наполеон не просто готовился контратаковать неприятеля, но знал почти точно, где союзники будут его обходить и как и куда он нанесет им стремительный удар. К сожалению, выводы даже такого знаменитого и хорошо информированного историка, как Колен, базируются не на документах, предшествовавших Аустерлицкой битве, а на заметках императора к реляции Кутузова, написанных, разумеется, много месяцев спустя после событий.
Сотни других историков, писавших о грандиозной битве в Моравии, действовали по такому же алгоритму. Так называемый план моравской кампании целиком и полностью основывается на источниках, исходящих от пусть даже очень хорошо информированных людей, но написанных после сражения, зачастую спустя многие годы. К этому времени уже давно сложилась легенда, согласно которой Наполеон предвидел все до мельчайших деталей и точно предугадал все, что сделает неприятель. В самой гипертрофированной форме это видение событий можно встретить в ряде популярных произведений и, в частности, в кино. В знаменитом фильме Абеля Ганса «Аустерлиц» Наполеон уже в Булонском лагере заявляет о том, что он разобьет неприятельскую армию под Аустерлицем! Навряд ли нужно доказывать, что император даже и отдаленно не мог себе представить, что ему придется воевать в Моравии, а название маленького городка, ставшего впоследствии знаменитым, ему и в помине тогда не могло прийти в голову.
Из существующих источников, написанных накануне битвы, можно заключить только одно: император понимал, что для французской армии невозможно далее наступать и потому необходимо любой ценой заставить перейти в наступление неприятеля до соединения всех его сил. Он также хорошо знал, что его армия превосходит противника по своим маневренным качествам, а в ее рядах нет полководца, равного ему. Союзники неизбежно должны были совершить тот или иной просчет, и он не сомневался, что умело его использует. Вот и весь план моравской кампании. Все остальное – это домыслы post factum.
Для того чтобы понять, насколько слабо можно доверять заметкам Наполеона, когда речь идет о плане действий, достаточно привести только один пример. Говоря о том, что он не боялся быть отрезанным от пути на юг, на Вену, он пишет: «…путь отступления армии во время всей моравской кампании никогда не был направлен на Вену»[728]
. Император явно лукавит: главная коммуникационная линия шла именно на Вену. Разумеется, французская армия могла отступить не только на австрийскую столицу. Она имела возможность совершить отход на Цнайм, а затем на Кремс. В любом случае, ей нужно было вернуться в долину Дуная, где находились все депо и склады армии, а для этого пришлось бы отступать в южном или почти южном направлении. Таким образом, совершая обходной маневр с юга, союзники действительно угрожали своим обходом операционной линии французской армии.Если с Коленом сложно согласиться относительно деталей плана Наполеона, то нельзя не отметить, что этот замечательный историк блистательно охарактеризовал общий смысл происходящего. «Наполеон ставил все на карту. Он впоследствии всегда старался доказать (и, может быть, убедить себя самого еще больше, чем потомство), что его действия соответствовали неким абсолютным принципам искусства… но ему иногда приходилось играть с фактами, чтобы подтвердить свои соображения. В действительности его наполняло ощущение того, что он превосходит своих противников… Он ожидал врага и дал ему битву в известных условиях, потому что он не мог себе представить, что не добьется победы»[729]
.