— В результате сумбура, воцарившегося на производстве, мы имеем брак, невиданный в истории тракторостроения. Противовесы срываются на полных оборотах и, как бумагу, разрывают металл. Характерно то, что противовесы обрываются у тракторов, сошедших с конвейера в дни царствования товарища Бахирева. Характерно то, что товарищу Рославлеву со дня прихода в моторный цех прежде всего пришлось заняться противовесами. Беспринципность главного инженера проявляется также и в отрицании успехов отечественного машиностроения, проявляется она и в личном зазнайстве, в пренебрежении к коллективу, в барстве.
— В хамстве! — раздался выкрик с места.
«Кто кричит? — насторожился Бахирев и узнал голос: — Пьянчужка и бездарь Пуговкин! Все в порядке! Так и быть должно».
— Беспринципна сама производственная позиция главного инженера. Товарищ Бахирев возражает не только против производства у нас на заводе необходимых народу предметов широкого потребления, но и против…. дизелей! Дизели он тоже хочет передать другим заводам, не учитывая ни той зависимости, в которую станет завод, ни огромной наценки на перевозки.
Вальган перечислил ошибки Бахирева и закончил словами:
— Мы обязаны сказать со всей прямотой, что главный инженер занял беспринципную позицию.
— Принципиален тот, кто верно понимает свою роль в социалистическом строительстве! — снова не выдержал Бахирев, но его даже не услышали.
Вальган закончил под аплодисменты. Бледное, каменное лицо Бахирева с опущенными веками походило на безглазую гипсовую маску. Тон собранию был задан докладом Вальгана, и главный удар был нанесен им. Посыпались удары, не столь сокрушительные, но еще более болезненные.
«Кто будет за меня? — думал Бахирев. — Вальган против. Чубасов против. Рославлев против. Сагуров молод, увлечен речью Вальгана, смолчит. Демьянов всегда молчит. Гринин?» До этого ему ни разу не случалось видеть второго секретаря обкома. Когда бы ни пришел Бахирев в обком, Гринин оказывался в командировке. У него было широкое, спокойное лицо, неторопливый и твердый взгляд. Лицо это ничего не открывало Бахиреву. Дронов?
Лицо добродушное, в руках бахиревская тетрадь с подчеркнутыми красным карандашом строками. «Этот продумал главное. Если и будет нападать, то по принципиальным вопросам».
На трибуне стоял секретарь цехового бюро цеха шасси. Честный и умный человек этот, прошедший сходный с Бахиревым путь — от чернорабочего до инженера, — нравился Бахиреву. Не было меж ними тех личных стычек, что так осложнили, отношения главного с директором.
— Товарищ главный инженер держится вельможно, пренебрегает рабочими, — говорил он. — Вы бы, товарищ Бахирев, как-нибудь пришли к нам в цех и держали хоть бы такую речь: вот, мол, я и есть главный инженер этого завода, и зовут, мол, меня так-то и так-то. Кстати сказать, я и сам не знаю, как вас зовут… Вот полетели у нас противовесы. Случайность ли это? Где такое видано? Разве противовесам положено летать? Нигде они не летают, а в такой чехарде, какая была в цехах последнее время, и противовесы полетят и тракторы начнут вставать дыбом.
Выступали оратор за оратором, и гневные речи гремели над головой Бахирёва. Уничтоженный, виновный и бессильный, он сам ощущал сейчас: грандиозные замыслы его беспочвенны, бесплодны и смехотворны. «Знал, что будет худо, — думал он, — но чтобы так… Хотя чего я мог ждать? Начал с планов-максимум, кончил летающими противовесами!»
— Слово предоставляется секретарю партбюро авто-матно-серийного цеха товарищу Ивину! — возгласил Чубасов.
— Да он три дня, как болеет! — крикнули с мест. Раздался смех. Чубасов покраснел. «Черт, как неловко вышло!» О выступлении он договорился с Ивиным три дня назад. Среди десятков записавшихся были секретарь модельного цеха Ивушкин. Чубасов не ждал от него интересного выступления, но, спасая положение, выкрутился:
— Я ошибся, товарищи. Записался не Ивин, а Ивушкин, секретарь партбюро модельного.
Ивушкин вышел на трибуну, пригладил седые волосы, вытер платком подбородок.
— Мы, товарищи, отстающий участок, — заговорил он тихо и жалостливо, — и нам от этого прискорбно. Очень прискорбно. Семен Петрович тут нас обвинял за неправильную линию и развал работы. Надо сказать, товарищи, что мы не самовольничаем. Нам дадут линию — мы ее проводим. А получается нехорошо. Очень нехорошо. А коллектив у нас хороший. Очень хороший!
— Почему же плохо работаете? — раздалось в зале.
— Сами удивляемся… — развел руками Ивушкин. В зале дружно захохотали.
Чубасов досадовал на себя: «Зачем я его выпустил? Почему он вообще руководит партбюро? Хороший человек, но ведь выстарелся».
Как во время концерта видит дирижер каждый промах подготовки, так и Чубасов, дирижируя собранием, обнаруживал изъяны и промахи в своей работе.
Неудача с Ивиным и Ивушкиым нарушила строй собрания. Надо было на ходу выправлять положение. Чубасов мгновенно переменил очередность выступавших и тихо бросил сидевшему рядом с ним секретарю горкома по промышленности Дронову: «Выступишь сейчас».