«Для скорейшего и решительного подавления бандитского движения оперативный штаб при губернской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией приказывает начальникам войсковых частей, действующих против бандитов, по отношению к селениям, в которых граждане будут замечены в участии в бандитских выступлениях или укрывательстве бандитов, провести беспощадный красный террор.
Приказывается в таких селениях брать заложников – членов семейства из тех семей, члены которых примкнули к бандитам или им способствовали, заложниками брать граждан от 18 лет, не считаясь с их полом. Объявить населению, что в случае, если бандитские выступления будут продолжаться, заложники будут расстреливаться.
Имущество таких граждан конфисковать полностью. Здания, занимаемые ими, сносить, а в случае невозможности – сжигать.
Бандитов, застигнутых на месте преступления, расстреливать.
Объявить также, что, согласно решения президиума губисполкома, селения, замеченные в участии в бандитских движениях, будут обложены чрезвычайными продовольственными контрибуциями, за неисполнение которых будут конфисковываться все земли и все имущество всех граждан.
Последние в принудительном порядке будут выселяться: взрослые мужчины и женщины – в лагерь принудительных работ, малолетние – в детские дома до конца Гражданской войны»
[175].Вскоре политика ужесточилась. Самошкин утверждает, что в первую голову в этом виноваты председатель Военсовета, он же председатель Губчека Траскович и секретарь губкома с характерной, хотя и по-иному, фамилией Райвид. Впрочем, наверняка не обошлось и без предгубисполкома. Что касается характерных фамилий, то, как видим, с красной стороны в разжигании Тамбовского восстания в трогательном единении сошлись несколько русских, латыш и еврей, которые совместно вели тупую карательную политику в духе белых властей. Доказав тем самым, что отечества не имеет не только пролетариат, но и глупость.
Самошкин пишет: «По отношению к селам, поддержавшим повстанцев, советским отрядам предписывалось арестовывать все мужское население, способное держать в руках оружие, а затем „произвести полную фуражировку, не оставляя ни одной овцы, ни одной курицы в данном пункте; после производства фуражировки данный пункт сжечь“».
Феноменальный кретинизм этой миротворческой политики очевиден. Села жгут, во-первых, в порядке возмездия –
а возмездие никого ничему не учит, только озлобляет, вызывая уже лавинообразный рост насилия. А во-вторых, крестьянина ставят в безвыходное положение. У него нет альтернативы. Тем более что, отдав приказ о массовых арестах, организовать его выполнение с хозяйственной точки зрения власть, естественно, не сумела. Построить лагерь – дело нехитрое, но ведь содержащихся в нем людей надо еще и кормить! Уже осенью заключенных, «разъяснив им их заблуждения», начали освобождать. Простой вопрос: куда пойдет крепкий мужик, имущество которого конфисковано, дом сожжен, а семья… А куда, кстати, делась его семья?Рядовому бандиту тоже не оставляли альтернативы, поскольку в плен повстанцев не брали. Стало быть, либо он до последнего дерется с красными, либо… что?
Надо ли говорить о результате?
В июле 1921 года, выступая перед тамбовскими коммунистами, участник тех событий А.С. Казаков говорил: