Битва за хлеб. От продразверстки до коллективизации

Иван Климин (и он в этом мнении не одинок) утверждает, что причина отставания аграрного сектора вовсе не в размерах и что даже самое мелкое крестьянское хозяйство может быть продуктивным. В пример он приводит Данию, где в тех же 20-х годах «наиболее типичным хозяйством было с 6 дес. земли, имеющее 3 лошади, 4 дойных коровы, 2 быка, 4 свиньи, куры, с урожайностью ржи 180–190 пудов с дес.; ячменя и овса – 220–240 пудов. Таких результатов датские сельчане добивались благодаря интенсификации хозяйства и помощи со стороны правительства, которое предоставляло им с 1899 г. ссуды».

Пример хорош, ничего не скажешь. Так оно и есть. Вот только европейские хозяйства вступили на интенсивный путь далеко не в 1899 году, а гораздо раньше. Технологическое отставание русского крестьянина от европейского отмечалось уже в середине XVIII века. Сперва дурную шутку с российской экономикой сыграли огромные размеры страны – легче было увеличить запашку, чем ухаживать за землей, – а потом установившееся в XVIII веке рабство и унаследованный от Франции сословный принцип с его знаменитым: «После нас хоть потоп». И в то время, когда западные хозяйства вовсю шли по интенсивному пути, российский аграрный сектор топтался на месте, постепенно доедая отпущенный России Богом территориальный ресурс. Усилия и средства, не вложенные своевременно в развитие сельского хозяйства, спустя 200 лет обернулись чудовищным отставанием по всем показателям, но в первую очередь в культуре земледелия. В России сия «антикультура» имела три составляющих: плохую обработку земли, архаичность технологий и чудовищную истощенность почв.

Дурная обработка вызывалась, в первую очередь, слабостью крестьянского хозяйства, а во вторую – традициями, берущими начало еще во временах рабства. О какой вообще обработке можно говорить, не имея в достатке даже самого примитивного инвентаря, в лучшем случае одну полуживую сивку на двор и работника, который еле таскает ноги после весеннего голода? А униженность крестьянина, осознание им того факта, что он в стране не является в полном смысле слова человеком, тоже не способствовала уважению к себе, к земле, к своему труду. Опущенное

сословие отыгрывалось на всем бессловесном и подвластном, опуская, в том числе, и землю; выбившиеся из этого состояния люто презирали оставшихся внизу, и те опять же отыгрывались на земле. Большевики совершенно инстинктивно нашли лекарство, яростно, с придыханием вознося на самый верх общественной пирамиды человека труда, и сумели за короткий срок вылечить народ – но это уже 30-е годы. В 20-е все еще оставалось, как есть.

Итак, своя земля обрабатывалась так себе, надельная по причине частых переделов – кое-как, самые бедные хозяева сдавали свои участки в аренду – об этих полях вообще не заботились, лишь бы один урожай собрать, а там хоть трава не расти. Общинное хозяйствование уже откровенно губило землю, единоличное большинству хозяев было не потянуть.

Еще больше истощало почву трехполье, однако большинство крестьян применяло именно эту простейшую систему. Почему? Да в первую очередь потому, что не могло осилить другой. Еще в первой половине XIX века российский аграрник Н.Н. Муравьев писал: «Сей род хозяйства, по простоте своей, может быть возделываем простыми работниками… и довольствуется самыми простыми и всеми обычными орудиями. Вот одна из причин, почему мы не должны изменять сего рода хозяйства, ибо мы производим работы не искусными работниками, не на хороших и сильных лошадях, и не усовершенствованными орудиями, а крестьянами худыми и бессильными лошадьми и самыми простейшими их орудиями»

[215].

Единственное удобрение, которым располагало большинство русских крестьян – навоз из-под собственного скота… если он был. А не было скота – не было и навоза. Как обстояло дело с минеральными удобрениями? В Германии на одну десятину их вкладывали 20 пудов, в Бельгии и Голландии – 40 пудов, в СССР 2–3 фунта, или около килограмма (в среднем, конечно, ибо в передовых хозяйствах клали сколько следует, в остальных – вообще нисколько), в Российской империи – около 7 килограммов.