Битва за хлеб. От продразверстки до коллективизации

Но как только мы переходим к товарности совхозов, то получаем совсем иные результаты. По официальным данным, в 1927 году их валовая продукция составила 7831 тыс. ц зерна, а товарная – 4981 тыс. Путем простой арифметической операции мы получим, что эти хозяйства, при самое большее середняцкой культуре производства, имели товарность 63 %! И даже если цифирка несколько и завышена (рабочие совхозов не получали продукты в натуральном виде, как крестьяне, а покупали) – то она в любом случае до 11 % не опустится. Что же будет, когда появятся трактора, удобрения и семена?

И, наконец, самое интересное – перспектива. В 20-е годы, несмотря на поразительную бедность страны, власти находили в себе силы ставить не столько на эффективные (иначе бы развивали кулака), сколько на перспективные хозяйства. Как у совхозов обстояло дело с переходом к интенсивному хозяйству? По этому поводу зам. наркома земледелия А.И. Свидерский 2 августа 1926 года отчитывался перед политбюро:

«Увеличивается количество земли, находящейся под чистосортными культурами. Увеличение наблюдается от 31,4 до 93,8 %. Устанавливается правильный севооборот, многополье. Многополье в совхозах, трестированных по РСФСР, достигает 78 %, и только в 20 с лишним процентах существует трехполка. В Белоруссии этот процент достигает 95 и только 5 % остается под трехполкой… Вместе с тем наблюдается следующее, что техничекие приемы лучшего хозяйствования, которые мы рекомендуем крестьянству, они в настоящее время в отношении совхозов получили полные права гражданства. Ранний пар, зяблевая вспашка применяются в 80 % всей обрабатываемой земли. Наряду с качественными улучшениями увеличивается также продукция скота, наблюдается рост удоя, а также рост выжеребовки[226]

наших государстенных конных заводов, которая была больным местом и на прежних царских государственных заводах»[227]

.

Впрочем, и с эффективностью не все оказалось так плохо. Не то в 1923-м, не то в 1924 году зам. председателя Госплана И.Т. Смилга одно время хотел провести эксперимент, для которого попросил передать в его ведение какой-нибудь совхоз, чтобы опытным путем установить, может ли данное сельхозпредприятие приносить прибыль. С учетом того, что в 1922/1923 годах совхозы РСФСР принесли 550 тыс. убытка, а в следующем году – 1 млн, эту идею можно поместить в разряд черного юмора, к каковому она, скорее всего, и относилась. Не может же, в самом деле, нормальный хозяйственник считать, что крупное сельхозпредприятие в принципе неспособно приносить прибыль.

Но все же в 1922/1923 годах 5 из 33 сельтрестов (объединений совхозов) оказались прибыльными. На следующий год их число удвоилось, а затем начался очень быстрый рост. В 1923/1924 годах украинские совхозы дали прибыль в 140 тыс., а в 1924/1925 годах уже 750 тыс.; Белоруссия – 78 тыс. и 333 тыс. соответственно; Самарская губерния – убыток в 127 тыс. и прибыль 42 тыс.; Омск – 39 тыс. и 175 тыс.

С этого момента можно было утверждать, что эксперимент оказался успешным. Совхозы доказали, что они способны быть рентабельными – а значит, имеют право на существование, несмотря на всю неотлаженность механизма социалистического сельхозпредприятия.

Официальная советская наука говорила об успехах совхозного строительства, приводя в пример крепкие, доходные хозяйства, – и это чистая правда. Современная, обслуживающая противоположный социальный заказ, с той же легкостью на каждый такой образец находит десять примеров вопиющей бесхозяйственности – и это тоже чистая правда. Но делать отсюда вывод о перспективности или бесперспективности совхозов нельзя.

Почему? Да потому, что существовало еще и хозяйство «Лотошино» Московской губернии. В том же самом 1925 году урожай зерновых в нем составил 160–180 пудов с десятины, а удой на одну корову 174 пуда в год (около 8 кг в день) против 102 пудов в среднем по совхозам (4,2 кг). (Конечно, по нашим временам такие цифры покажутся смешными – но тогда в России почти не было породистого скота, его еще предстояло вывести, и этих показателей добивались все от тех же крестьянских буренок, про которых хозяева говорили: «у нас не корова, а навозная течь»).