Битва за Лукоморье. Книга 3

И на что маменьке эта побрякушка сдалась? Ничего про нее толком не сказала, лишь намеками многозначительными ограничилась, словно от талисмана судьба мира зависела. Ну, конечно, судьба мира, что же еще? И где еще такому могущественному магическому предмету храниться? Только в болоте, в самой вонючей его части. «Судьба мира», ишь ты… Тут бы со своей судьбой разобраться…

Прощание с Первуной вышло сухим да скорым, но, хоть задание матушкино было трудным и странным, радовалась ему Василиса в глубине души, как дитя малое. И матери поможет – не самой же ей по кочкам скакать, – и на любимые Рудные топи еще разок глянет, будет что вспоминать в мужнином тереме. Многим ли удается по местам детства пройтись, прикоснуться к временам, что теперь кажутся проще и светлее? Нечего тут печалиться, надо наслаждаться!

Потому и смотрела по сторонам царевна, стараясь все-все приметить и запомнить, потому и вдыхала воздух полной грудью, и все не могла надышаться знакомым запахом трав, растущих на мокром лугу.

Хорошо на родном болоте, а нынешней осенью и вовсе загляденье! По краю камышовых зарослей багровеют прихваченные недавними заморозками листья ежевичника. Всего-то разок иней выпал, а ежевике хватило. Таится в гуще зелени отцветающая мята, розовеет корневищами аир, и притаившийся по краю озерка мяун [35]

кивает бледными головками. Шуршит под ногами высокий жесткий хвощ, «оловянная трава». Олово им точно чистить хорошо, будто железной щеткой. А среди хвощинок – грибы! Опята! Ишь, нашли место, и поодиночке растут, и березовые пни ими усеяны, вот повезет каким-то грибникам! Впрочем, откуда им взяться? Люди-то сюда не ходят, разве что совсем отчаянные…

А ей опенками недосуг заниматься, надо дальше идти, туда, где никаких грибов и берез не будет, только редкие кочки в ржавой воде – во владения Ражитопа Безрадушного. В царство вечной вони. Там уж точно никакой зелени не встретишь! Оржавина – она и есть оржавина [36]. Унылое мрачное место с редкими кочками, тучами комарья, чахлыми больными деревцами да глубокими топями. От обычного болота тем и отличается, что лежит на всем красноватый налет ржавчины. А еще смрад нестерпимый от гниющих растений да испражнений ненасытного болотного царька.

То ли дело здесь, в средних областях Рудных топей! Пока еще зеленеет камыш, над зарослями поднимаются коричневые, словно бархатные, кочанчики-початки рогоза, еще немного, и полетит из них желтоватый пух. В ее старой горнице до сих пор стоят в высоком заговоренном кувшине собранные два года назад зеленые стебли с темно-коричневыми верхушками. Ничего-то в девичьей светелке не изменилось: все так же лежат на полках свитки с записями старинных заговоров и стоят книги в кожаных переплетах. На столе – резной деревянный стаканчик с перьями да кистями и стопка старых детских рисунков. Даже лук самодельный, который она смастерила в десять лет, так и висит на стене рядом с вышитой картиной. На застланной узорчатым покрывалом кровати манит покоем груда подушек, в изголовье – книга, которую она читала перед встречей с Желаном…

Интересно, почему матушка ничего не меняет? Может, заходит иногда повздыхать, поскучать? Или Первуне уже все равно, что там творится, и в светелку никто не заглядывает, только служки по привычке пыль смахивают?

Год назад Василиса определила бы точно, а теперь душа болотной владычицы – потемки. В прежние времена, после такого долгого отсутствия, мать бы наглядеться на нее не могла, усадила бы за стол, самолично угощала любимыми лакомствами. Говорили бы допоздна, сплетнями да новостями делились. А нынче чмокнула небрежно в щеку, проводила в горницу, выслушала про беду с Желаном, поругала малость – и все.

Вот чем плоха задумка дать мужу волшебную рубаху? Ведь как ощутит себя Желанушка богатырем истинным, почувствует себя ровней жене-чародейке, так и перестанет кручиниться, опять будет веселым да нежным. Отчего же и друг, и мать думают, что не справится он с силой нахлынувшей? Радей говорит, мол, Желан кинется удаль молодецкую показывать да и наделает дел. Первуна и вовсе мнит зятя несмышленышем, не оценившим доставшуюся ему жену.

– Видели очи, что покупали, – бросила она в раздражении. – Теперь терпи, сама себе муженька выбрала…

Не выбирала Василиса ничего – судьба их свела, да не спорить же с матерью. И нет, не такой Желан, не испортит его кусок волшебной сермяги… Или все же испортит? Василиса едва не застонала от беспомощности. Эх, кабы знать наперед да предвидеть все последствия наших поступков! Увы, не ведунья она, в будущее заглянуть не способна.