Жители предместья тоже бежали из домов второпях, успев прихватить с собой из пожитков лишь самое ценное. У третьего по счету перекрестка отряд наткнулся на перевернутую двухколесную арбу с плетеным из лозы кузовом. У нее треснула и переломилась ось, лошадь выпрягли из оглобель, а подбирать ничего из раскатившейся утвари не стали – не до того было, пропадай нажитое добро пропадом… Среди свалившихся с телеги побитых глиняных горшков блестели два уцелевших пузатых, серебряных с позолотой кувшина. Голова кругом пойдет, как прикинешь, сколько бы они стоили в Великограде… А дерево, из которого были вытесаны оглобли, ось и обитые железными обручами колеса арбы, и впрямь выглядело диковинно. Темное, почти черное, в каких-то ржаво-зелено-серых пятнах, похожих на проступающую изнутри досок соль, оно очень напоминало мореное.
Свежих конских яблок и коровьих лепешек нигде на дороге не попадалось – одни подсохшие. Значит, неведомое лихо обрушилось на округу накануне вечером или в начале ночи. Причем гнавшие с собой скотину и нагруженные пожитками посадские, ища от этой беды спасения, кинулись не прочь от города, а внутрь, за его стены. Сельчане из брошенной деревни, видать, тоже укрылись в Кремневе? От какого же страха-ужаса люди надеялись отсидеться?
Вспыхни в округе черный мор, кто бы вот так, настежь, открыл ворота перед беженцами, любой из которых мог принести заразу, не щадящую ни старого, ни малого?..
Стиснутый с двух сторон тесными рядами домов тракт вел, взбираясь на подъем, прямиком к городским воротам, но почти все столбы расползавшегося над посадом дыма тянулись в небо левее.
– Поглядеть надо, что там, – кивнул в сторону пожара Добрыня. На разведку воевода сперва собирался в одиночку, но потом решил, что лучше не разделяться. – И давай-ка шлемы наденем, Вася… Терёшка, по сторонам как следует поглядывай – нам твой дар видеть сквозь мороки сейчас крепко может пригодиться. Мадина Милонеговна, держись ближе.
Пробираться к пожарищу кривыми, запутанными улочками пришлось долго – без проводника как срезать дорогу не разберешься. Теперь дым ветром гнало навстречу, и он тяжело стелился над крышами, удушливый запах гари всё сильнее забивал и царапал горло. Эта часть посада тоже обезлюдела подчистую.
– В Кавкасийских горах сказка есть, – полушепотом вымолвила Мадина, поравняв Гнедка с Бурушкой. – Про селение, где весь народ в одночасье пожрала живьем старуха-великанша: один клык в небеса упирается, а другой в землю вонзается… Здесь – как в той сказке…
Дальше открылся переулок, застроенный то ли амбарами, то ли купеческими лабазами на высоких каменных подклетах и с плоскими кровлями. Из-за них и поднималось распухшее черное облако – горело уже совсем близко. И тогда-то под седоками опять забеспокоились лошади. Гнедко весь встрепенулся, закусив железо удил, а Бурушко прижал уши. Врагов впереди нет, но любимец учуял что-то очень скверное, понял Добрыня еще до того, как услышал:
– Вася, прикрой государыню, – немедля бросил воевода.
Казимирович в ответ лишь коротко кивнул: Серко чуял то же, что и Бурушко.
Зрелище, которое увидел отряд, выехав из переулка, заставило всадников сразу же натянуть поводья. Широкая улица перед ними лежала в развалинах. Черные от копоти остовы домов с провалившимися крышами и зияющими дырами окон тянулись впереди по обеим ее сторонам. В грудах битого камня и черепицы кое-где дотлевали обломки обугленных кровельных балок. Ну да, ведь не поставишь же ни каменный, ни глинобитный дом без опорных столбов и без стропил – как бы дорого ни стоило здесь дерево, пропитанное составом, о котором рассказывала Мадина…
Дым полз над улицей клубами и неспешно карабкался к небу. Среди пепла и углей поблескивало искореженное огнем железо, из золы торчали почерневшие, закопченные, точно оплавленные пни – всё, что осталось от деревьев, шелестевших еще совсем недавно во дворах.
Добрыня с первого же взгляда понял, что превратил улицу в развалины не только огонь. На подворьях просто не нашлось бы столько поживы для пламени. Здешние дома – это тебе не бревенчатые избы, по тесовым кровлям которых красный петух прыгает стремительно, с легкостью обращая застроенную впритирку округу в пепелище.
Ограда первого же разрушенного дома, к которому подъехал отряд, выглядела так, словно ее разнесло тараном. Сам дом тоже наполовину превратился в груду каменного крошева – ни дать ни взять на него с маху обрушился удар великаньей булавы.
– Ох твою ж… – ругнулся Василий, оглаживая Серка, храпящего и выкатывающего глаз в сторону развалин. – Знатно же тут какая-то тварь порезвилась…
От двух соседних подворий, на другой стороне улицы, и вовсе не осталось почти ничего. Полосы черно-смолистой копоти и пепла покрывали и булыжную вымостку перед домами. А чем отдает разлитая в воздухе чадная вонь, Бурушко, с его острым чутьем, распознал куда быстрее, чем хозяин.