Когда Лада вошла в возраст, ее сосватали за Акима – вдовца-мельника из соседнего села. Говорили о нем неплохо, но Ладушке от одной мысли про жениха-старика становилось страшно и мерзко. Она жутко не хотела замуж, плакала день-деньской. Егор все понимал и утешал, как умел, только помочь ничем не мог.
В ту пору в округе и объявился колдун. Брат, прознав про то, сказал, что пойдет искать пришлого чародея, чтоб помог им обоим избавиться от напастей. Ладушка испугалась и ей удалось Егора отговорить. Тогда.
Трухановичи жили не бедно, а рабочих рук не хватало, вот и нанимали работников. Митька Рябой и Фомка Сапогов, перехожие поденщики, хорошие, добрые ребята, умом не блистали, но к Егору относились с приязнью, часто в лес с ним ходили – он их учил, как ягодные да грибные места искать, как зверей высматривать, кого из духов лесных чем задабривать. Парням нравилось, что хозяйский сын делится своими премудростями, а Митька и вовсе подумывал стать звероловом-следопытом. Уже к Агафону собирался в ученики идти.
Как-то раз по простоте душевной позвали они Егора с собой на вечерние гулянья. Он поначалу отнекивался, но уломали-таки, пошел. А там парню кто-то подножку поставил – и он упал в костер. Девки с парнями – в хохот, а Митька с Фомкой кричавшего Егора подхватили – и домой. Лекаря из соседнего села позвали, тот на следующий день приехал, похлопотал, ожоги обработал. Зажить-то они зажили, только лицо стало еще безобразней.
Это и стало последней каплей. Едва оправившись, Егор взял с собой Митьку и Фомку и увел в лес. В деревне думали, парни за диким медом навострились, но позже Лада узнала, что отправились они к колдуну.
Для всех же они как в воду канули. Разыскивать пропавших собрались лишь на второй день, да и то – не особо старались. Вернулись, доложили, мол, искали – не нашли, колдун, надо думать, забрал и вместе с ними сгинул. Ладушка долго убивалась – и из-за брата, и из-за грядущей свадьбы, все глаза выплакала… Дома-то несподручно было, вот и бегала в лес.
Там Егора месяц спустя и встретила. Он рассказал сестре, что отыскал колдуна и тот обучил его великому искусству – оборачиваться в волколака. Сам колдун в самом деле ушел куда-то на запад, но Егор успел у него многому научиться. Сестра стала допытываться про Фому и Митьку, но брат ничего толком не объяснил. Сказал лишь, что они ему помогли настоящим чародеем стать, славную службу сослужили, и он их не забудет.
Добрыня, про то услышав, лишь сокрушенно покачал головой. Про колдунов и их повадки богатырь немало читывал у того же Ведислава-писаря. Похоже, Егор отдал своих друзей в уплату за обучение, а с ними продал Тьме и собственную душу…
А Ладушка продолжала рассказ. Брат умолял ее потерпеть, говорил, мол, избавлю тебя от постылого замужества, будешь жить свободно и счастливо. Но предупредил: «Нужно ждать. Делаю я себе Волчий Клык, как наколдую – смогу оборачиваться в волколака, а ты тяни время. Все думают, что ты недужная – вот и сказывайся такой подольше, делай все, чтобы оттянуть свадьбу».
– Я и вообразить не могла, что он задумал. Слово мне незнакомо было, чудно́е оно – «волколак», – произнесла Ладушка. – Думала, обернется, как в сказке, серым волком, унесет меня в дальние края, избавит от постылого…
Доверившись брату, Ладушка сделала, как он велел – «захворала». Лечили ее долго, потому как притворяться девушка выучилась искусно. Только вроде как пора – а невеста снова немощная лежит. Так и тянулось едва ли не полтора года. Аким уже и помолвку разорвать хотел, да Трухановичи-старшие убедили мельника еще подождать, мол, поправится твоя суженая вот-вот, погоди…
А дальше…
– Когда мне рассказали, что сталось с Акимом и его работниками, что их стая лютых волков разорвала, я сперва не поверила. Это правда, что я замуж не хотела… но и смерти ведь никому не желала. – Ладушка опять говорила тихо, повесив голову. – Неделю меня со двора не выпускали, обхаживали, утешали, но потом я сбежала в лес, на то место, где мы с Егоркой прежде встречались, стала звать… И вдруг вышел ко мне добрый молодец, собой хорош – ни в сказке сказать, ни пером описать. Я было испугалась, а он меня успокаивает, говорит: «Это я! Егор! Не бойся. Я теперь всегда таким буду, привыкай». Смотрю – рана у него на руке, ну я платок с головы сорвала, давай ему руку заматывать, а сама про смерть Акима рассказываю. Тут вдруг вижу – улыбается он. Криво так улыбается, недобро. А потом и признался, что как только сумел в волколака обернуться, так первым делом Акима и порешил, меня освободил. Только вот один из работников успел топором его по руке рубануть…
Василий вздохнул громко, точно свечку задуть пытался. Побратиму было тошно – впору сквозь землю провалиться. Добрыне тоже, но слушал воевода напряженно, пытаясь распознать в речах девушки хотя бы намек на ложь… и не находил. Лада рассказывала правду.