Битва за Лукоморье. Книга I

Едва приметная тропка упиралась в будто бы предупреждающую о чем-то широкую полосу огромных и ярких мухоморов; леший Боровлад точно б прихватил парочку, отпугивать любвеобильных кикимор – видно было бы издалека. Богатырь вообразил ворующего у яги грибы лешего и не выдержал, фыркнул в кулак. Смеяться перед знакомством с добытчицей и после новостей об этом… Огнегоре не подобало, но Алёша в предчувствии драки вечно веселился, что не мешало ему поглядывать по сторонам, замечая не только лезущие в глаза мухоморы, но и седые по низу ели, и пожухлую, но отнюдь не мертвую траву, буро-зеленым ковром устилавшую причудливую поляну, к которой вышли Охотники.

На ней стояла изба, большая и бревенчатая, с высокой трубой и какой-то надстройкой, в свою очередь увенчанной доселе не виданным знаком. Вроде и лунница, да только рога отчего-то вверх повернуты. Изба таращилась на гостей узкими слюдяными оконцами и чуть слышно гудела – казалось, рядом кружит огромный невидимый шмель. Ни двери, ни крыльца видно не было, зато тесовую крышу украшал здоровенный резной филин.

– Слыхал я про ягушкины избушки, – за неимением Буланыша шепнул спутнику Алёша, – да не думал, что увижу. Выходит, врали про курьи ноги-то?

– Отчего же врали? – Меченый жестом велел оставаться на месте, а сам, переступив через мухоморы, вышел на поляну и развел руками, словно в самом деле собрался схватить курицу. – Избуша Марфушина, а ну-ка вглядись-приглядись, а признаешь – поворотись. К лесу задом, к Стояну передом.

Гуденье затихло, деревянная филинова башка на крыше вдруг повернулась и шевельнула «ушками», нацелив их на Охотников, коротко и ярко сверкнули ослепляюще зеленым круглые глазища.

– А ну-ка вглядись-приглядись, – вновь громко потребовал Меченый, – как признаешь, поворотись.

Голова не то ухнула, не то чихнула, свет в ее глазах погас, а изба заколыхалась, заскрипела и неспешно взгромоздилась на пару чешуйчатых свай. Потом ухнула еще раз и стала неспешно поворачиваться, позволяя разглядеть словно бы прилипшие к стенам огромные бочки и начертанные на них символы, ничем не похожие ни на буквы, ни на руны, хоть китежанские, хоть те, которыми пользуются черные колдуны. Завершив поворот, жилище пока неведомой Марфы с прежним кряхтением чуть присело, нависнув порогом высоко над землей. Ушастый филин, точное подобие первого, громко щелкнул железным клювом, и тут же распахнулся странный ставень в порожке, а изнутри языком уставшей собаки вывалился эдакий мосток с набитыми поперек брусьями, на вид – тоже железными.

– Идем, – бросил Стоян и, подавая пример, пошел первым.

Алёша не отстал, только удивился молчанию мурашей. Выходит, тут нет никакого колдовства, но тогда что это гудит, ухает, узнает, открывает двери? Что за чудеса?

Сенцы были тесными и темными, только у самого потолка словно разноцветные светлячки расселись. За спиной протяжно и хрипло зашипело, затем неприятно клацнуло и сразу же померк свет – изба захлопнула дверь. В полумраке что-то шумело, казалось, поблизости закипает немалый котел, и еще здесь веяло свежестью, бодрящей и тревожной, будто после грозы. А вот человечьим жильем не пахло вовсе, и Алёша не выдержал, положил руку на рукоять меча. Точно в ответ впереди зарычал кто-то живой, почти наверняка опасный, но это было всяко лучше непонятного полуживого дома.

– Тихо, – велел кому-то спутник, – тихо. Свои.

Рычание перешло в шипение и прервалось чем-то вроде смешанного с поскуливаньем фырканья.

– Молодцы, – чуть ли не проворковал Стоян и отступил вбок, давая товарищу возможность войти. – Умницы…

Молодцами и умницами оказалась пара оскаленных тварей, похоже, те самые, которых новый напарник давеча назвал мурканами. Первая зверюга, размером поболе цепного кобеля, морщила нос, показывая отменные волчьи клыки. Местами рыжая и кудлатая, местами короткошерстная, черная и лоснящаяся, она стояла на кошачий лад боком. Уши, слишком большие для кошки и слишком острые для пса, прижались к круглой усатой башке, длинный хвост мотался из стороны в сторону, а когтистая передняя лапа была занесена для удара. Вторая, чуть поменьше, серо-полосатая с большими черными подпалинами, молча припала к полу. Она была готова к прыжку.

– Алёша – свой, – твердо сказал Стоян. – Лежать и чтоб тихо мне…

Первый муркан зыркнул раскосыми желтыми глазами, но послушно пристроился рядом со вторым, позволив гостю разглядеть горницу и… видимо, хозяйку. Марфа лежала в глубине избы на причудливой скошенной лежанке, сплошь усеянной разноцветными светлячками, и, кажется, спала.