Битва за Лукоморье. Книга I

Бывшего товарища воин всегда выслушает, если только этот товарищ не успел учудить чего непотребного. То, что у Алёши вышло с женой Добрыни, в столице приняли по-разному, были и те, кто позору старшего богатыря радовался. А вот то, что «разлучник» уехал, отдав в Княжий Арсенал шит с мечом, многие, не разобравшись, сочли трусостью. Конечно, где Великоград, а где приграничные заставы, тамошние ратники могли об Алёше и не слышать никогда… только добрая слава лежит, а худая бежит. С другой стороны, попробуют позубоскалить, так вызов на бой бросить будет проще, а дальше поглядим.

– Лады, – повторил богатырь, хотя Меченый ни о чем не спрашивал. – Уговорю. Не в кругу, так после, за чаркой.

– Ну да, ну да, – уже знакомо откликнулся занятый своими мыслями Стоян и опять замолчал.

Наверху в ветвях прошелестел ветер, роем золотых бабочек закружились, слетая на дно оврага, мертвые листья. Это было красиво, осень вообще хороша. Прежде Алёша об этом как-то не задумывался, но нынешняя поездка ровно что-то разбудила. Началось с путевого булыжника, вернее, с того, как освобожденный полыхнул алым вечерним солнцем.

«Ты смотришь, но не видишь», – учил в Китеже мастер-следопыт. Читать следы мало, нужно еще и летучие паутинки замечать, и серебристые отблески на лебединых крыльях… Любопытно, Марфа-то сама на своего крылатого приятеля любуется или уже привыкла, а может, яги вообще всё видят по-другому? И ноги у них костяные, и носы жуткие, и бельмо на глазу… При такой волшебной сноровке могли б и исправить, однако не исправляют. Выходит, им так лучше?

От лезущих в голову глупостей Алёша избавился обычным для Охотника способом: заставил себя смотреть по сторонам и слушать лес. Овраг, которым они пробирались, мало отличался от любого другого, разве что был слишком уж длинным и извилистым, а кое-где еще и сужался, будто мнил себя горным ущельем. И еще он становился чем дальше, тем суше, а скрипящую на зубах пыль богатырь любил не больше чавкающей под ногами грязи. Сколь веревочка не вьется, а конец всегда найдется – и крутые глинистые склоны начали расступаться и потихоньку оплывать, становясь более пологими. Древесные кроны расступились, над головой засветилась синяя полоса, которую ровно стежками прошивала отлетающая гусиная стая.

– Теперь близко уже, – обрадовал Стоян, – еще немного – и услышишь.

– Что услышу-то?

– Скрипуны они не просто так скрипуны, – усмехнулся Меченый, упорно поглядывая наверх, похоже выискивал ведомые лишь ему приметы, – сами землю сушат, а потом ровно жалуются.

Овраг слегка вильнул, и впереди что-то и впрямь заскрипело. Сперва тихонько, потом все отчетливей и настырней. Сухостой вечно скрепит и трещит, но для этого нужна буря, а буря – это еще и стук дождя, и шум живых ветвей, и удары грома, а тут ровно кто наверху по рассохшимся половицам ходит туда-сюда множеством ног и всё никак не остановится. Шумно ходит. Очень. В таком месте и оглохнуть недолго.

– Здесь. – Напарник кивком указал на росший на самом краю склона золотистый ясень. – Глянь, какие ступени.

– Да, удобно.

Могучие узловатые корни позволяли без особого труда подниматься даже Стояну. Более легкий и не обремененный громоздким чаробоем Алёша и вовсе б взлетел наверх в два счета, но не хотелось показаться бахвалом. Богатырь приноровился к напарнику и даже слегка приотстал, так что первым на краю оврага оказался Меченый. Он стряхнул с портов землю и вдруг замер… Что-то пошло не так! Алёша это понял как-то сразу, прежде чем сквозь скрип прорвался странный короткий звук: кто-то не то икнул, не то всхлипнул. Гадать было некогда, и китежанин бросился наверх. Чтобы догнать словно окаменевшего брата, хватило пары больше похожих на прыжки шагов, чтобы поверить своим глазам – яростного Стоянова шепота:

– Твою же… Эдакую толпу из-за скрипа проворонили!

* * *

Большая поляна за ясенем прямо-таки кишела худами. У страха глаза велики, человек неопытный наверняка завопил бы про сотню нечистых. И промахнулся бы раза в три, только и тех, что были, хватало с избытком. Одинокому Охотнику для пары с чаробоем – в самый раз, но повертеться придется.

Алёша торопливо развернулся боком, хватаясь за рукоять меча. Теперь отшагнуть от обрыва, пока ближайший худ – текря с уродливой кривой мордой – подергивая единственной ноздрей, ошалело таращится красноватыми глазенками на появившихся из оврага чужаков. Лежа таращится, похоже, дрых в тенечке и пробудился, лишь когда Стоян оказался наверху, вот и раззявил от изумления широкий зубастый рот. И не он один: чуть дальше хлопают зенками еще несколько рогатых вояк. Стоят удобно, но начинать придется с того, что под ясенем, и лучше не медлить.

– Там… – одними губами шепнул Стоян, указывая взглядом вглубь поляны.