Битва за Лукоморье. Книга I

– Восемь, – тут же подсчитал Василий. – Это если только ваших брать, с мельником и его людьми выходит двенадцать.

– Мы, ясное дело, по дворам попрятались, носа на улицу не казали. Да только долго так не посидишь. И воды набрать, и дров на зиму нарубить, и на огородах дел невпроворот. В общем, ходили гуртом, с вилами да топорами, дворы да забор околицы укрепили. У меня еще со Смолягина пяток дюжих и умелых одоспешенных парубков имелось, поставил их двор стеречь. Только Агафон-зверолов в чащу выбирался, с псом своим, ну вот, на следующий день после девиц чудище на него и напало… Ох, какой хороший добытчик был, об осеннюю пору всю деревню дичиной кормил… В общем, волколак его на куски порвал, кожу снял, собаке голову отгрыз, на шест посадил и возле тела Агафонова оставил… Ну а позавчера, – голос старосты сбился, – жена моя, Чеславушка Никифоровна, на праздник в соседнее село поехала, да и…

Олех расстегнул ворот рубахи и сокрушенно покачал головой.

– Я виноват, не уследил, не убедил. Надо было удержать или самому с ней поехать. Жена-то у меня разумница-благоразумница, из дома перестала выходить после гибели Трухановичей. Но тут прислали весточку из соседнего села, Соловушкина, мол, вот, Чеславушка, у нас тут праздник рукодельников, ярмарка мастеров, приезжай почетной гостьей. Ну и взбрело ей в голову туда отправиться. Я пытался отговорить, но куда там! Гордая да упрямая она у меня… была… Снарядил с ней возницу да одного из парубков, Мишку. Парень крепкий, военному делу обученный. Я ему саблю отцову доверил, наказал Чеславушку охранять в дороге… Да без толку. Сабля чистой оказалась – не успел ею Мишка ударить… И двух верст от деревни не отъехали – напал на них волколак… на шматочки мелкие порвал… Где чье тело, и не разберешь. Кое-как вот похоронили…

Олех замолчал. Богатыри сидели напряженные, хмурые, злые, не зная, что сказать.

– Пусто без нее в хоромах, – пожаловался боярин, наконец. – Если б не деревенские заботы, разум бы с тоски потерял.

Добрыня сочувственно положил большую ладонь на плечо вдовца и как мог мягко произнес:

– Крепись, боярин. Пока смерть не взяла, жизнь не кончилась. Тебе за деревней приглядывать. О других заботься, да и о себе не забывай, – и повторил: – Крепись.

– Может, еще и оженишься, – невпопад утешил и Казимирович. – Бывает так… Что вроде и никогда, и вдруг раз – и готово.

– Может, и бывает. – Олех натянуто улыбнулся, отводя глаза. – Да только не сыскать мне другой такой Чеславушки… Такая уж она была… Сердце с перцем! Нет, не сыскать.

– Скажи-ка, – поторопился сгладить неловкость Добрыня, – а погибшие на этой неделе были как-то связаны с Трухановичами?

Брониславич, всё еще думая о другом, пожал плечами.

– Ну как связаны? У нас тут все – что родные, деревня-то маленькая, все друг другу родня, все друг про друга всё ведают. Только если так, а чтоб как-то особо… нет вроде.

– Я правильно понимаю, что волколак только Трухановичей ночью порешил? – вновь подал голос Василий. – Остальных – средь бела дня?

– Правильно, – подтвердил Олех. – Так всё и было.

– Добро, – медленно произнес воевода. – Мы вот что сделаем. Завтра с раннего утречка отправимся к тому месту, где он на боярыню напал. Погода стоит сухая, след оттуда возьмем и найдем зверя. Белобог поможет – к вечеру голову оборотня в деревню доставим. Нет – выследим за день-два.

– Не сомневайся, – поддержал побратима Казимирович. – Эта тварь за всё заплатит. Шестнадцать душ, гад, извел. За каждого спросим.

Шестнадцать, если считать с мельником и его людьми, а из самого Рабаткино – дюжина… А кто знает, сколько еще людей погубил оборотень в округе, в других селах да на тракте? Не все же его воочию видели. Ушедших в лес и не вернувшихся могут много на что списать, а что на самом деле их волколак убил – и не узнают.

Выйдя подышать свежим воздухом, Василий и Добрыня молча прошли пустой улочкой и встали у окольного забора, обсаженного вишенником. Где-то кричал петух, мычала корова, а по чистому высокому осеннему небу шел клин перелетных птиц. Далеко за околицей, возле самого леса, пыхтела белым дымком большая деревенская банька, а в лесу ждал своего часа не желавший жить человеком зверь.

Теперь Добрыня не сомневался, что волколак – это пришлый колдун, и не шестнадцать душ на нем, а, самое малое, девятнадцать: пропавшие парни – тоже его жертвы. Нельзя было исключать и того, что Трухановичи погибли лишь потому, что их дом стоял ближе к лесу, ведь многое говорило за то, что волколак выбирает жертв случайно. Люди гибли не только из Рабаткино, а смерти, связанные с злополучной семьей – Егоровы друзья, Ладушкин жених – могли быть простыми совпадениями. За свою жизнь Добрыня не раз с подобным сталкивался. Расскажешь кому – не поверят, только с правдой не поспоришь. С колдуна станется и всю деревню извести, если вовремя не остановить…

– Что скажешь, Никитич? – прервал долгое молчание Василий.

Добрыне было что сказать, и он с готовностью выложил свои соображения. И про колдуна, и про Трухановичей, и про случайности да совпадения.