Битва за Рим

– Да, tata, – молвил Сулла-младший позднее, оставшись с отцом с глазу на глаз и получив разрешение обращаться к нему как в детстве, – я знаю, он несносный, но все равно он мне нравится. А тебе?

– Полагаю, сын мой, юный Цицерон ужасен, но при этом, соглашусь, вполне мил. Он и впрямь так хорош, как о нем говорят?

– Послушай его и составь свое мнение, tata.

Сулла решительно покрутил головой:

– Нет, благодарю. Я не стану тешить самолюбие этого выскочки из Арпина.

– Он произвел огромное впечатление на принцепса сената Скавра, – не отступал Сулла-младший, прижимаясь к отцу с любовью и доверием, неведомыми бедному юному Цицерону; тот уже имел возможность убедиться, что его отец слишком провинциален, чтобы произвести впечатление на римскую знать, да к тому же бедный родственник Гая Мария. Анафема! В результате юный Цицерон быстро охладел к своему отцу, сознавая, что ассоциация с Гаем Марием – лишь помеха на пути к чаемым высоким должностям.

– У принцепса сената Скавра, – насмешливо возразил Сулла сыну, – ныне хватает забот и без юного Марка Туллия Цицерона.

Эти слова Суллы были чистой правдой. Как глава сената, Марк Эмилий Скавр обычно принимал иностранные посольства и ведал вопросами внешних сношений, не чреватыми войной. Мало кто из сенаторов искренне считал чужеземные страны не из числа римских провинций достойными своего времени и внимания, поэтому главе сената бывало нелегко найти охотников заседать в комитетах, если это не сулило зарубежный вояж за государственный счет, каковые случались нечасто. По этой самой причине на составление ответа безутешному Сократу, младшему сыну скончавшегося царя Вифинии, у сената ушло целых десять месяцев, по прошествии которых гонец отправился в Никомедию. Ответ не мог порадовать Сократа, так как подтверждал право на трон третьего царя Никомеда и категорически отвергал притязания его самого.

Но существовала и другая унаследованная принцепсом сената Скавром ссора из-за иностранного трона. В Рим нагрянули царь и царица Каппадокии Лаодика и Ариобарзан, бежавшие от царя Армении Тиграна и его тестя, царя Понта Митридата. Не выдержав диктата сына Митридата и внука его понтийской марионетки, Гордия, каппадокийцы с самого отъезда Гая Мария из Мазаки пытались отыскать истинного каппадокийского царя. Подобранный ими было сириец умер, отравленный, по слухам, Гордием, после чего каппадокийцы, покопавшись в своих родословных, наткнулись на царевича по имени Ариобарзан, в чьих жилах, без сомнения, текла монаршая кровь. Его мать, по традиции носившая имя Лаодика, приходилась двоюродной сестрой последнему царю Ариарату, без всяких скидок заслуживавшему именоваться каппадокийцем. Лишенные трона, малолетний царь Ариарат Евсевий и его дед Гордий спешно бежали в Понт. Но Митридат, зная, что стараниями Гая Мария он попал под надзор Рима, стал действовать не напрямую, а через Тиграна Армянского. Тот сначала захватил Каппадокию, а потом усадил на каппадокийский трон нового царя, на сей раз уже не сына Митридата Понтийского. Понт и Армения пришли к общему мнению, что ребенку на этом троне не усидеть. Так новым царем Каппадокии стал сам Гордий.

Однако Лаодика и Ариобарзан сумели сбежать и объявились в Риме ранней весной того года, когда городским претором был Сулла. Их присутствие создавало немалые трудности Скавру, от которого часто слышали (и читали черным по белому им написанное), что судьбу Каппадокии следует решать ее народу. Его прежняя поддержка царя Понта Митридата пятном легла на его репутацию, хотя утверждение Лаодики и Ариобарзана, что за вторжением Тиграна Армянского стоял Митридат, было недоказуемым.

– Отправляйся туда сам и во всем разберись! – молвил Сулла Скавру, выходя вместе с ним с малолюдного заседания сената, обсуждавшего каппадокийские дела.

– Никак невозможно! – проворчал Скавр. – Сейчас я не могу позволить себе отлучиться из Рима.

– Тогда тебе придется кого-то назначить, – произнес Сулла.

Но Скавр, гордо вскинув голову и выпятив подбородок, уже был согласен взвалить на себя это бремя.

– Нет, Луций Корнелий, лучше все же я сам.

Последовал молниеносный вояж – но не в Каппадокию, а в Амасию, к царю Митридату. В Понте принцепс сената Марк Эмилий Скавр сладко пил, вкушал яства, внимал восхвалениям и рукоплесканиям. Как царский гость, он охотился на львов и медведей на суше и на тунцов и дельфинов в Эвксинском море; как царский гость, он любовался знаменитыми красотами – водопадами, ущельями, горами, пронзавшими облака; как царский гость, он лакомился вишней – вкуснейшей ягодой, какую когда-либо пробовал.

Понт не изъявлял желания править Каппадокией, что позволяло объявить действия Тиграна вдвойне прискорбными. Убедившись, что понтийский двор приятно эллинизирован и изъясняется исключительно по-гречески, принцепс сената Марк Эмилий Скавр завершил свой визит и уплыл на одном из царских кораблей домой.

– Он клюнул! – сказал Митридат своему широко улыбающемуся кузену Архелаю.