Битва за Рунет: Как власть манипулирует информацией и следит за каждым из нас

Поскольку атмосфера в стране была неопределенной, а расследование затрагивало очень чувствительную тему, Пархоменко решил спрятать фактуру для статьи в надежное место на случай, если спецслужбы этим заинтересуются. Пархоменко подрабатывал на агентство France Press и поэтому пришел c документами и записями в их московский офис. В небольшой комнате, отданной под бухгалтерию, хранились личные файлы работающих на агентство корреспондентов. Сославшись на то, что ему нужна его папка, он незаметно засунул в нее материалы расследования. «Я подумал, что никому в голову не придет искать информацию о президентской службе безопасности в офисе AFP», – с улыбкой вспоминал Пархоменко{52}.

В конце апреля он решил обратиться в «Московские новости».

Редакция находилась на Пушкинской площади, на крыше здания красовался логотип газеты. Изначально еженедельник запустили для советской пропаганды накануне Олимпиады-80, но в перестройку содержание «Московских новостей» кардинально изменилось: главный редактор Егор Яковлев превратил газету в самое популярное в стране демократическое издание. В конце 1980-х в день выхода свежего номера у стендов напротив входа в редакцию собирались толпы москвичей – читать вывешенные там газетные полосы и обсуждать прочитанное. К середине 1990-х популярность, а вслед за ней и влиятельность «Московских новостей» пошла на спад, но газета осталась уважаемым изданием.

Пархоменко направился прямиком на второй этаж, в кабинет главного редактора Виктора Лошака{53}. Прочитав статью, Лошак тут же вызвал своего заместителя и редактора отдела политики{54}

. На этот раз редакторы не колебались: статья должна быть немедленно напечатана. В коллекции Пархоменко появилась еще одна верстка, теперь от «Московских новостей». Только на этот раз статья пошла в печать. Расследование вышло в двух частях под заголовком «Башня Мерлина»{55}.

«Башня Мерлина» подробно описывала атмосферу страха и подозрительности, воцарившуюся в Белом доме, Кремле и на Старой площади, в здании президентской администрации. «О безмолвных переговорах записками только ленивый теперь не расскажет, – писал Пархоменко. – Хотя что может быть подозрительнее: пришел к начальнику посетитель, и вот они два часа молча сидят друг против друга, сопят, скрипят перьями.

– Позавчера прихожу я… (пишет фамилию, показывает бумажку). Вот к этому… И спрашиваю… (пишет, что спрашивал). А он мне… (пишет). А я тогда… (пишет). Дальше, он вызывает этого вот… (пишет). Говорит ему… (пишет). Ну, тот и отвечает… (пишет, потом собирает все бумажки, рвет, поджигает в пепельнице). Понятно?

Понятно. Как не понять. Я ведь ничего не выдумал в этой стенограмме».

Пархоменко описал, в какой параноидальной обстановке проходили его встречи с высокопоставленными контактами: «Еще с двумя давними знакомыми я как-то за вечер дважды обошел по периметру весь Белый дом. Не то что присесть, к стенке привалиться нельзя. Почему-то считается, что, если идти достаточно быстро, "эти там" не успевают переключать микрофоны, развешанные, разумеется, по всему коридору».

КГБ умер, но прошло несколько лет, и паранойя снова вернулась в кабинеты и коридоры власти. «Другой при моем появлении схватил два карандаша и засунул в замочную скважину большого несгораемого шкафа в углу кабинета: видимо, был уверен, что там телекамера», – писал Пархоменко.

Публикация «Башни Мерлина» стала поворотным моментом, показав, насколько сильное влияние имеют на Ельцина спецслужбы. Воспоминания о Советском Союзе были еще свежи, и мало кому нравилась, что контроль над информацией и практика прослушки возвращается в политическую жизнь страны, которая пыталась жить по демократическим правилам.

Коржаков встретил статью молчанием, и вскоре Пархоменко забрал материалы из своей папки в офисе AFP. После выборов 1996 года Ельцин уволил Коржакова, но в самой системе это мало что изменило: в коридорах власти продолжалась подковерная борьба. Ельцина – с его проблемами со здоровьем и алкоголем – окружали все те же люди: члены семьи, чиновники и олигархи. Каждый из них тянул в свою сторону. Однако многим казалось, что победа Ельцина на президентских выборах 1996 года гарантирует хотя бы то, что страна никогда не вернется в тоталитарное советское прошлое.

Той весной мы пришли работать в редакцию газеты «Сегодня». Андрею было двадцать, Ирине – двадцать один. Став репортерами, мы верили, что это лучшее, что могло с нами случиться. Мы знали, что Гусинский пытается делать «Сегодня» по образцу американской The New York Times и собрал в ней самых влиятельных либеральных журналистов: Сергея Пархоменко, Михаила Леонтьева, Татьяну Малкину и, конечно, Ольгу Романову. В свои неполные тридцать Романова, которая сейчас известна больше как одна из организаторов протестного движения и глава «Руси Сидящей», поражала всех своей скоростью. Она врывалась в кабинет подобно урагану, за несколько часов успевала отредактировать все материалы отдела экономики, написать собственную, сделать десяток телефонных звонков и умчаться на интервью.