Бивуаки на Борнео

На третий день опять наступила очередь моего хозяина идти на охоту. Как и в первый раз, он вернулся после двух часов отсутствия и проспал весь остаток дня. Он ничего не принес, но это, видимо, не особенно тревожило пунан. Впрочем, они боролись с голодом тем, что спали чуть ли не двадцать четыре часа в сутки. Зато дети с жалким видом бродили по лагерю и часами сосали кусок сморщенной кожи или кость, которую не смогли разгрызть даже собаки.

Я лично начинал по-настоящему ощущать потребность, известную у лесных племен Африки под названием «мясного голода» — такое состояние, когда человек готов съесть что угодно и почти кого угодно. Особенно поражала меня инертность пунан, отсутствие у них желания бороться с превратностями судьбы. Тогда как я предлагал им пойти на охоту, они предпочитали спать в ожидании лучших дней. Быть может, это объяснялось тем, что они даже своим собакам доверяли больше, чем мне. Как бы то ни было, раздраженный их поведением и властными позывами собственного желудка, я решил — не без стремления сделать назло — отправиться на охоту один.

Взяв свой карабин, я демонстративно удалился от стойбища. Старый вождь Кен Тунг побежал за мной, пытаясь меня удержать. Но, видя мое упорство и опасаясь, несомненно, как бы я не заблудился в лесу, приказал двум юношам сопровождать меня. Они повиновались с явной неохотой и последовали за мной, даже не взяв своих копий, чтобы показать мне, какой несерьезной они считали мою затею.

Мы переправились через бурные воды Н’Ганга между огромными песчаниковыми утесами и углубились в лес. Так как мои парни явно не хотели меня вести, я шел наугад, подчеркнуто не замечая их присутствия. Но они мало того, что не помогали мне, так еще назло шумели, во время ходьбы громко переговаривались и даже постукивали по стволам деревьев своими мандоу. Наконец я обернулся к ним и как следует их отругал. Они вряд ли поняли что-нибудь в этой вспышке, однако тотчас угомонились и теперь следовали за мной молча, по-прежнему не проявляя ни малейшего интереса к охоте.

И все же нам в этот день везло: спустя какой-нибудь час после нашего ухода я обнаружил в пересохшем русле маленького ручья свежие следы оленя мунтжака. Показав их моим спутникам, я крикнул, подражая голосу этого животного. Они удивились, что я смог узнать, чьи это были следы, затем, внезапно заинтересовавшись, направились по следу: время or времени они останавливались, пытаясь определить, когда прошел олень.

Немного погодя мы переправились через большую лужу, вода в которой, потревоженная оленем, еще не успокоилась. На этот раз не оставалось никаких сомнений: дичь была перед нами. Двигаясь бесшумно, мы прошли еще несколько метров, как вдруг один из юношей присел на корточки с горящими от возбуждения глазами.

В сорока метрах впереди, боком к нам, стоял, повернув голову в нашу сторону, мунтжак. Сделав шаг вперед, я поднял ружье и выстрелил, а оба пунана зажали уши с испуганным видом.

После выстрела олень рухнул как подкошенный. С восторженным криком юноши бросились к нему, размахивая своими мандоу. Казалось, они были ошеломлены мгновенной смертью животного и ощупывали его со всех сторон, с удивленным хихиканьем показывая друг другу маленькое круглое отверстие, пробитое пулей в его плече.

В стойбище нам был устроен триумфальный прием. Каждый подходил пожать мне руку, а старый Кен Тунг ударял меня в грудь, повторяя:

— Пунан! Пунан!

Это был лучший комплимент, какой он только мог мне сделать, и я тут же почувствовал, что незримая преграда между пунанами и мной рухнула. Я уже был для них не бледным созданием с кучей странных инструментов и нелепой страстью ко всякого рода тварям, а мужчиной, способным, как и они сами, добывать себе пропитание в единственной известной им борьбе — борьбе против большого леса, которую они ведут всю свою жизнь.

В несколько минут наша жертва была разделана — причем с нее даже не сняли шкуру, — и вскоре мы уже пожирали огромные куски плохо прожаренного, сочащегося кровью мяса.

Глава девятая

Охота у пунан. Необычный триплет. Пунаны лечат автора по-своему.

Я еще был погружен в глубокий сон, сопутствующий пищеварению, когда кто-то бесцеремонно дернул меня за ноги. Открыв глаза, я увидел одного из пунан, который протягивал мне мое ружье, делая знак подниматься. По-видимому, у моих новых друзей не было более спешного дела, чем увидеть, как я опять пойду на охоту. Вспомнив, с какой сдержанностью они следовали за мной накануне, я рассмеялся и охотно выбрался из спального мешка.

День едва занимался над лесом, и по реке плыла густая пелена тумана. Мой спутник шел с поразительной быстротой, а я трусил за ним, не отрывая глаз от земли и стараясь не наступить босыми ногами на острый пень или колючую лиану, а то и на большую лесную гадюку, возвращающуюся с ночной прогулки.

Затем мы начали взбираться в гору по влажному глинистому склону, где ноги не разъезжались только благодаря стелившимся по земле корням.