Бивуаки на Борнео

На этом безупречно чистом пространстве птица не выносит даже вида какого-нибудь предмета. Даяки используют эту странную манию, помещая на танцевальной площадке куваи ловушку с обыкновенной веточкой вместо приманки. Стоит ему заметить постороннее тело, как он бросается его убирать и оказывается в плену.

— Мне бы хотелось увезти одну из этих птиц к себе на родину, — сказал я.

— Невозможно, — возразил мой проводник. — Поймать его легко, но вот сохранить живым в деревне — совсем другое дело. Куваи так горд, что умирает от гнева при одном виде курицы, уродство которой кажется ему карикатурой на его красоту.

После полудня мы не встретили больше ни одного животного, и ближе к вечеру Таман остановился ненадолго, чтобы приготовить себе жвачку из бетеля. Я сидел рядом с ним, следя за бегавшим по моему пальцу гигантским муравьем, достигавшим в длину почти трех сантиметров, как вдруг в двух метрах от нас папоротники раздвинулись, и появилось рыло великолепного кабана. Удивленный не меньше нас, он замер с поднятыми ушами и наморщенным пятачком, стараясь уловить запах этих двух скорчившихся перед ним предметов. Но едва я потянулся к своему карабину, как кабан издал испуганное хрюканье и убежал галопом, скрывшись в зарослях. Я был взбешен, что совершил такую непростительную ошибку: охотник в лесу никогда не должен оставлять свое оружие за пределами досягаемости.

Носовой трубный звук, издаваемый «торговцем стеклом» — так мы прозвали большую ночную цикаду, которая поет только ровно в шесть, — уже возвестил о приближении ночи. Мы выбрали на берегу небольшого потока более или менее ровное место для привала. Экваториальный лес обладает неисчерпаемыми запасами строительного материала: каждое срубленное дерево немедленно заменяют несколько других, только ждавших его смерти, чтобы устремиться к свету. Поэтому я без зазрения совести срубил около тридцати прямых, как шест, молодых деревьев толщиной в руку. Из более длинных стволов Таман Н’Джок быстро соорудил остов убежища, покрыв его ветками и листьями папоротника. Другие пошли на изготовление пола, который должен был предохранить нас от сырости и задержать вторжение пиявок. У обоих концов нашего однодневного жилища мы разожгли по костру и запаслись валежником, чтобы защитить себя от ночной прохлады.

Рассчитывая с присущим мне оптимизмом на убитую дичь, которая обеспечит нам пропитание, я не захватил никакой еды. Но в корзине моего, к счастью, более предусмотрительного спутника нашелся мешочек рису. Мы поставили варить его в пустотелых стволах двух больших бамбуков, и полчаса спустя в распоряжении каждого из нас был длинный цилиндр с вареным рисом, которому бамбук придал привкус каштанов.

Затем мы растянулись у костра и закурили огромные сигареты из даякского табака. Лес, такой безмолвный днем, жил интенсивной ночной жизнью. Вокруг нас, на земле и деревьях, жужжали миллионы насекомых и квакали маленькие лягушки. Некоторые из этих лягушек, величиной едва ли не с кузнечика, прятались под жердями пола и без конца терзали наш слух одной и той же высокой нотой. Другие прилепились к стволам деревьев или к большим листьям папоротника и удивительно похоже подражали писку выводка цыплят, суетящихся вокруг наседки.

Примостившаяся по соседству сова посылала нам через правильные промежутки времени свое резкое «увак-увак», а над нашим убежищем, испуская пронзительные крики, сновали тупайи — маленькие, похожие на белок насекомоядные. Близ ручья задавали концерт лягушки-волы, напоминая своим мычанием перегоняемое стадо, вдали разносился по лесу хриплый крик самца-кабана. Тьму прорезали молнии тысяч светляков; между стволами время от времени начинал раскачиваться маленький фосфоресцирующий фонарик какого-нибудь светящегося жесткокрылого.

Мой спутник задремал с сигаретой в углу рта» Я подбросил топлива в огонь и заснул в свою очередь, обратив глаза к лесному своду, сквозь который никогда не было видно ни луны, ни звезд, ни солнца.

На рассвете, искупавшись в ледяной воде потока, мы возобновили поиски в древовидных папоротниках. Многочисленные ночные следы свидетельствовали о присутствии кабанов, привлеченных изобилием маленьких кислых плодов с хрустящей кожурой у подножия некоторых деревьев. Но за два часа молчаливого продвижения мы не встретили никого, кроме оленька[28]

 — маленького животного ростом с зайца, — который выскочил у наших ног из гущи папоротников.

Обескураженные, мы присели наконец под каким-то деревом; Н’Джок снова приготовил себе жвачку из бетеля, а я тем временем свертывал огромную сигарету из листа дикого банана. Тут я вдруг почувствовал, что в спину мне смотрит живое существо. Незаметно повернувшись, я увидел в нескольких шагах от нас большого кабана, явно удивленного нашим присутствием. Едва его взгляд встретился с моим, как он бросился в папоротники. Наученный вчерашним опытом, я держал карабин на коленях и не стал лишать себя удовольствия послать ему вдогонку пулю, прежде чем он успел скрыться. Выстрел заставил подскочить моего спутника.

— Что случилось?

— Баби, но он ушел.