Блаженство по Августину

— Ничего подобного! — глазом не моргнув, воскликнул он. — Ни в том, ни в другом варианте я не должен тебе того, что ты требуешь, Протагор.

Истина перед вами, дорогие сограждане! Либо я выигрываю, и тогда решение глубокоуважаемых судей освобождает меня от всех обязательств. Либо проигрываю, и тогда моя правота устанавливается на основании соглашения с уважаемым Протагором, в котором черными чернилами по белому папирусу записано: я ничего не должен платить, если проиграю мое первое дело в суде, то есть нашу сегодняшнюю тяжбу.

Таким видом, я в любом случае буду оправдан: проиграв — условием с Протагором, выиграв — судебным определением мудрых судей…

Спрашивается, — намеревался красноречиво вопросить уже собственных учеников Аврелий Августин, кто из тяжущихся в данной правовой коллизии сторон должен по закону и по совести одержать риторическую победу? Да и каково правовое и справедливое разрешение этого казуса, затеянного двумя лукавыми и каверзными греками — охломонами и демагогами?

Несмотря на в целом почтительное отношение к греческой учености, собственно, к грекам нумидийцы пунического происхождения не питают чрезмерно добрых чувств. И ученики ритора Аврелия отнюдь не являются исключением из этого общежитейского популярного, скажем по-латински, правила. Так же, как и другие жители столичного Картага не исключаются и далеко не выходят из этого ряда вон. Хитрозадый грекулюс, он и в Африке грекулюс…

Стало быть, апулеевская контроверсия всем чрезвычайно понравится. Особенно в той ее части, где два хитроумных грека сами себе козни подстроили, согласно неопровержимым установлениям и уложениям римского права. Эту антигреческую контроверсию обязательно станут со смехом упоминать на форуме судебные ораторы.

Потом, глядишь, в дальнейшем можно будет ненароком представить Эпистемона Сартака, как имеющего сомнительную греческую родословную. Потому что неспроста же у него то ли кличка, то ли имя Эпистемон, что в переводе на общеупотребительную имперскую латынь означает «знаток»? Интересно, он сам-то об этом знает? Имя есть знамение, но иногда оказывается очень дурным, одиозным предзнаменованием.

Риторически домыслить можно всякое. И во время учебных занятий, порой и в судебных прениях, оно только приветствуется. Знаменательно, коль не случайно существуют такие словесные упражнения в научной риторике, как вымышленные характерные речи-этопеи и придуманные разговоры-мелеты на заданную тему, какие можно приписать кому угодно.

Не зря ведь у известнейших древнеримских и древнегреческих историков для обрисовки характеров знаменитые исторические деятели произносят как бы от первого лица бездну знаменательных пространных речей. Эту показательную словесность, поистине говоря, никто и никогда за ними не записывал по горячим следам, горячими руками прямо на месте событий, но ее по своему хладнокровному произволу, разумению или же необдуманному недоразумению вкладывают им в уста общепризнанные хронисты и анналисты.

При этом в учебных, отнюдь не в историко-политических целях риторским школярам, их учителям-магистрам вполне дозволительны значимые парадоксы и сравнительные контрпозиции. Хотя полития по Аристотелю нисколько не исключается из урочных, обучающих судебному и совещательному красноречию жизненных материалов.

К слову, умным и образованным картагцам пунического рода-племени очень пришелся ко двору суасорий Аврелия о войне римлян с Ганнибалом, где его ученики активно, не без иронии упражнялись в роли полководца Фабия Кунктатора, страстно уговаривавшего римский сенат и народ побыстрее да поскорее закончить военные действия почетным миром, для чего выделить ему побольше людей и денег.

Сколько же фунтов в Ганнибале, ритор Аврелий сатирически многозначительно взвешивал в другой раз.

Не меньшим риторским интеллектуальным успехом также пользовался измысленный Аврелием суасорий о беотийском ораторе Демосфене, призывавшем афинских архонтов и ареопагитов, долго не кобенясь, подчиниться благодетельной гегемонии молодого македонского царя Александра. Вполне политически допустимо, чтобы этот прославленный в веках древнегреческий демагог, хорошенько поразмыслив на склоне лет, творчески перешел от пламенных антимакедонских филиппик к верноподданнейшей «Александрии».

Историческая и юридическая практика то и дело подкидывают для риторского обучения в затейливых замечательных контроверсиях или в менее изощренных суасориях неожиданные казусы, акциденции и прецеденты. Меж тем то, что могло случиться, при изменившихся обстоятельствах в состоянии произойти вновь, но с прежней натурой людской, прискорбно сохраняющей порочные склонности и предпочтения. Впрочем, извечные людские добродетели тоже мало подвержены изменениям, — рассуждал в ту пору молодой Августин, обдуманно и почтительно опираясь на признанных и авторитетных историков, натурфилософов и физиологов, издревле этически глубоко изучающих взаимоотношения людей между собой и с окружающим нас мирозданием.