Об этом казусе Аврелию намедни достопочтенный доктор Виндикиан подробно и детально толковал, обоснованно предлагая обратиться за справедливостью к суду магистратов. Вот-вот грянут выборные комиции декурионов, а вдогон, не за горами после декабрьских сатурналий и Рождества Христова в январские календы наступит новый консульский год. В том и в другом политическом случае апологическое дело Аврелия Августина без сомнений выигрышное, если на его стороне множество достойных доверия, докторальных свидетелей и очевидцев.
Действительно, многие могли видеть, как ритор Аврелий Августин и сенатор Фабий Атебан степенно беседовали, пешком возвращаясь из цирка. Оба явно не принимали какого-либо участия в кулачном толковище «сине-зеленого сброда», а за лошадиными ристаниями наблюдали исключительно в силу общественной обязанности, осуждая, порицая несдержанность и неумеренность проявления стадных и хищных простонародных чувств, какие нередко вызывают языческие зрелища в театре, в ристалище… Несомненно, судили они о том, по-христиански с любовью к ближним своим, согласно просили Всевышнего простить толпе язычников ее неразумие и безрассудность, заслуживающие поучительного и огорчительного сожаления.
Аврелий охотно соглашался с навещавшим его во время болезни декурионом Фабием и доктором Виндикианом, в один голос советовавших ему попробовать силы на судебном поприще. Сначала стоит защитить свои честь и достоинство, вернуть денежное благорасположение квесторов, а там, глядишь, и профессионально заняться апологической практикой, традиционно приносящей в римском доминате чины, славу и богатства.
Не перечил Аврелий и Монике, настойчиво предложившей для сокращения расходов переместить риторскую школу в новообустроенное крыло их особняка в Нижнем городе. Если уж не хватает в достатке средств, чтобы поддерживать ученую гордость, достойно размещаясь поблизости от форума, то довольствуйся малым и будь доволен тем, что имеешь. К чему нас и священные апостольские книги, мол, призывают, настоятельно рекомендуют.
Со всеми добросердечными советчиками Аврелий в ноябре благодушно и слабодушно соглашался. Пускай ему с легким сердцем не составило бы изрядного труда риторически возразить на каждую, из поставленных ими проблем и этиологий, он ни с кем не пререкался, никому не противоречил, не прекословил. Зачем, скажите на милость, болезненному человеку понапрасну тратить слабые духовные силы, умственные усилия и ораторское искусство на ближних или дальних? Пускай жизнеустроительство идет случайным чередом, плывет, куда ему вздумается без кормила и ветрила. Наверное, в самом деле правы христианские проповедники, утверждающие, будто блаженны нищие духом, как бы их есть царствие небесное. Либо на все и вся в подлунном мире имеется воля Божья.
Без молитвы и обращения к Всевышнему с просьбой даровать крепость духа и физические силы философ и ритор Аврелий Августин в то сумеречное ноябрьское утро как-то скептически обошелся. Все же таки он выбрался из-под одеяла, покинул нагретое уютное ложе, заставил себя умыться, одеться… Однако потом опять расслабленно улегся, укрыл ноги потеплее и принялся размышлять, чем таким ему следует сегодня, здесь и сейчас заняться. Может статься, не сходя с места…
С минуты на каплю соберутся ученики. Можно их, конечно же, всех, недоумков тупоголовых, разогнать по домам под удобнейшим и универсальным предлогом тяжкой хвори учителя. Или же сегодняшние занятия прекрасно сможет провести Небридий, получив соответствующие учительские и дружеские указания.
Хоть таким способом, но деньги все-таки надо зарабатывать. Не то последние толковые ученики разбегутся. И без того Аврелий кое-кого из обучаемых уже недосчитался. Одним не захотелось, честно говоря, иногда без толку таскаться в далекий Нижний город. Другие же, точнее, их родители, предусмотрительно решили отказаться от услуг профессора, обвиненного в неблаговидном образе жизни, и посему, — им, глупцам, очевидно, — якобы утратившего благоволение городских властей.
Оно, видимо, и к лучшему, если самые толковые, а также старательные, добросовестные и преданные аколиты и акусматики остались… Никуда не делись, обормоты пытливые. Вон скоро будут в сборе, припрутся всей cинaгoгoй, олухи…
Может статься, — раздумывал весь в сомнениях и колебаниях Аврелий, — распорядиться, кабы Небридий продекламировал избранные и заблаговременно подготовленные отрывки из Тита Лукреция? А затем, допустим, воспроизведет подлинные древние гексаметры Эмпедокла из Акраганта, какие спустя века упомянутый довольно образованный римлянин натурфилософски развил и продолжил.
Причем научную поэзию вполне по силам и уму более-менее выразительно зачитать домашнему рабу-чтецу Клару, а помощник Небридий с удовольствием походя ее переработает и с ходу импровизировано исправит неудачные, на его взгляд, строфы у стародавних поэтов. Ему такая филология по душе и по вкусу.