«Потрясающая женщина, — подумал её напарник, спокойно достал из внутреннего кармана пистолет и положил перед журналисткой на стол, повернув к ней рукояткой. — Если она не будет моей, жить незачем».
«Неужели и этот окажется скотиной? — подумала та. — Тогда бога нет».
— Твой оперативный псевдоним — Гречанка? — спросил разведчик. — А мой — Индус. Как-то раз за речкой на востоке на меня чалму надели. Ради проникновения на объект духов. Глянули — смеху было… Нос-то видишь у меня какой длинный. Кофе-то нальёшь? Пахнет умопомрачительно.
— Будем знакомы, Индус. Пододвинь чашку.
— Может быть, тебе водки? Как в Ботлихе. В девяносто девятом. Тебе тогда министр по чрезвычайным ситуациям руку бинтовал. А я прикрывал.
— Ты тогда был капитаном. А шрам у меня до сих пор остался.
— Сыграем вместе, актриса? Я тоже не люблю делиться со штабными. Если уж добывать трофеи, то для страны. И отдавать их в чистые руки. Ты многое нащупала твоей интуицией. Но это — лишь половина правды. Самое главное, наверное… Как ни громко это прозвучит. Защитить нашу родину. Кто-то плавает на скорость, а потом на олимпиаде гимн наш звучит. Кто-то истребители поднимает в воздух. А нам с тобой сейчас вот эта вся дребедень досталась. Капкан для предателей и шпионов паять. И без права на славу.
Тогда-то они и обменялись рукопожатием. Настоящим. Мужским.
Глава 11
«Дружный аплодисмент был ответом артисту…»
Долгой и промозглой выдалась эта неделя. Полная хлопот, тягостных и необходимых. Дождь с безутешным усердием вымачивал свежую кладку ещё не завершённой Николиной башни, словно оплакивая её строителя. Скоро уж и в путь… Великая княгиня набросила длинный плащ из тонкой кожи ягнят, опустила на самые глаза капюшон, обернулась к святым образам, строгим и тёмным в неверном свете масляного лампиона. Перекрестилась.
— Прости, Господи, прегрешения мои вольные и невольные. Вразуми рабу твою, Софию… Великое дело делаем, — она вздохнула и тронула тихо скрипнувшую на петлях узорчатую дверь. В каменных палатах сыро, зато нет риска, что нечаянное пламя испепелит целый квартал внутри новой крепости.
На дворе уже фыркали сытые, недовольные мокротой гнедые кони. Рыл копытом землю мохнатый жеребец в богатой упряжи с серебряной насечкой. Заметив невысокую фигурку, закутанную в блестящий от влаги плащ, крепко затянул подпругу, пошёл к ней навстречу черноглазый крепкий мужчина в нездешнем облачении. Узкие брюки, заправленные в сапоги на широком каблуке, звенящие звёздочками шпор. Камзол, шитый по плечам воловьими жилами, в каких щеголяли даже в русской дали мастера из фряжских земель.
— Госпожа, всё готово к отъезду, — произнёс иноземец по-гречески, до земли склоняясь перед супругой победителя орды. — приказание исполню.
Великая княгиня выпростала руку из-под плаща, со слезами на глазах перекрестила верного слугу. Сверкнули самоцветы на пальцах. Не сдерживая уже глубокой печали, она сняла со среднего пальца массивное кольцо с ярко-алым рубином, положила ладонь на грудь мужчины. Тот слегка отстранился.
— Не спорь… Не плата это, на память обо мне бери, Петро. Не свидимся мы уже, ведь измену везёшь с собой непростительную, помни.
— Позволь только, вернусь, великая госпожа! — оглянувшись, нет ли уха чужого рядом, жаром чёрных, как уголья, глаз мужчина буквально ожёг её лицо. — Петро Солари бежит в Рим с сокровищем, но Петрос скрестит шпаги на мосту в Вероне, там сильна кровная месть. И концы в воду. Я вернусь!
— Храни тебя Господь и заступница наша Дева Мария. — произнесла София сдавленным голосом. — Там как Бог даст. Запомни главное: кардинал Виссарион, мой воспитатель, получит из твоих рук ковчежец с волшебным рогом. Он к празднику святых даров преподнесёт его новому папе. Дождись этого в монастыре, не соглашайся встречаться ни с кем, кроме кардинала. Скажи, что выполняешь епитимью, дал обет затворничества, молчания и воздержания в монастыре францисканском. Тебе поверят. Папа любит свои приобретения выставлять напоказ. Как только настоятель монастыря пойдёт к мессе в собор Святого Петра, напросись сопровождать его. Как добраться до библиотеки, я тебе начертила в плане. Убедишься, что рог на месте, твоя миссия закончена. Только не зевай на мосту в Вероне, у тамошних семейств острые шпаги… Золота на дорогу тебе даю. И товарищей самых лихих.
— Великая княгиня, позволь спросить! — грек уже без стеснения прижал к губам её тонкие пальцы. — Что зодчий твой, где похоронен, не дознаются?
— Не тревожься о том. Отпели его за рекой в церковке в вишневом саду у образа святого У ара. Там некрещёные и не православные души отмаливают со времён Ивана Даниловича. И похоронили в монастырской ограде. Не сам ведь с колокольни сбросился, сорвался нечаянно. Мало ли работных людей в дрызготню эту ног-руг, да и шеи ломают, на верхних ярусах камни ворочая. Имя Петра Фрязина в памяти останется, стены и башни строил, Грановитую палату изваял на диво благолепную. Быть по сему: не только он, и имя его после смерти послужит. Без права на славу, за славу державы московской.