Блеск и нищета шпионажа

Уже к девяти часам вечера в посольство СССР в Дании слетелись ликующие семьи сотрудников. Кто лихо подъезжал прямо к воротам и выпускал из машины целый выводок детей, которым предназначено было резвиться в специальной комнате под присмотром воспитательниц и дежурных мам. Кто торжественно брел на шпильках мимо американского посольства, где застыли совсем не суровые на вид морские пехотинцы, кто пробирался через узкий проход рядом с кладбищем, символически разделявшим два враждующих посольства. Отглаженные костюмы, новые галстуки, крахмальные сорочки, длинные темные платья, феерические прически дам, на которые мужья, скрепя сердце, выбрасывали целые состояния (с учетом сравнительно низких зарплат). Сверкание бриллиантов, истинных и фальшивых, приподнятые от радости праздника груди — Новый год всегда прекрасен и полон радужных надежд, хотя на деле чаще всего он приносит лишь неприятности. Выпивать начали хаотично и сразу же в десять организованно рванули за уходящий старый, попутно подняли бокалы «за тех, кто не с нами», то бишь за родственников и друзей, оставшихся в СССР. Потом уже пили просто так, но умеренно, ибо в десять тридцать на сцену выплыл хор самодеятельности, и не удостоившиеся этой чести члены семьи обязаны были держаться достойно и всем своим видом поддерживать поющих.

После хора начался новый приступ веселья: переодевание в маскарадные костюмы и гвоздь программы — любительский карнавал с танцами под оркестр, в котором партию на трубе исполнял демократичный заместитель торгпреда. Он любил джаз с юности и даже пострадал из-за туфель на каучуке — увлечения «плесени». Шофер посла, раздутый, спившийся пузырь, бряцал на гитаре, шифровальщик Иван Петрович, трезвый как стекло, ибо собирался на дежурство, лихо растягивал аккордеон, и всю эту компашку изысканно сплачивала жена атташе Маша, закончившая консерваторию и пожертвовавшая карьерой пианистки ради семейного благополучия за границей. Оркестр работал так громоподобно, что наверняка разбудил на кладбище датских мертвецов и, возможно, подвиг их на подземные танцы. Народ веселился во всю ивановскую — под масками словно испарились скованность и привычная субординация, алкоголь довершил дело, сослуживцы неожиданно прониклись взаимными симпатиями (об этом брезгливо вспоминали на следующий день), рядовые сотрудники запросто беседовали с начальством, а один стажер, чудом попавший на бал, уже резал правду-матку самому послу.

Пожалуй, Игорь Горский больше всех наслаждался театральным действом, он менял одну маску на другую, примеривал носы и парики, заразительно смеялся, прыгал и бегал, словно клоун на арене, а не первый секретарь посольства, летал, как метеор, чокался с друзьями и недругами, танцевал и с юными, и с пожилыми.

— Маска, скажи, кто я? — спрашивал он у высокой худой брюнетки Лидии Алибековой, одетой в платье иранской шахини. — Ты вылитая шахиня Сорайя, — говорил он жарко. — Встретимся послезавтра?

— Мне дали доклад директора фирмы, и я срочно должна его отпечатать. Давай через два дня, — она говорила тихо, одними губами — не дай бог кто-нибудь услышит и донесет офицеру безопасности. Ох уж эти романы в советских колониях! Ох уж эти сплетни, льющиеся водопадом, даже если взгляд проникнут казенным равнодушием, а не живым интересом!

— Идет. На обычном месте в обычное время, — и он, блюдя конспирацию, подхватил другую даму, покрутился с ней немного и переместился к следующей.

— Маска, скажи, кто я? — спрашивал он у партнерши в маске медведя.

— Не валяй дурака, Игорь, я тебя узнаю, даже если ты превратишься в человека-невидимку… — Лариса Розанова, жена резидента КГБ в Дании, подняла маску, показав круглое, чисто русское личико и белоснежные зубы.

— А где твой Виктор, Лариса? — спросил он почтительно.

— Вон он стоит в углу с послом. Последнее время он пристрастился к солодовому виски. Сейчас приучает к нему посла. Пойдем к ним?

— Зачем мне лишний раз вертеться на глазах у шефа? Я — маленький человек. Каждый сверчок знает свой шесток, — засмущался Горский.

— Ну ты и скромник! Маленький человек! Все же ты заместитель резидента, и Виктор очень тебя ценит. Между прочим, именно за твою скромность и демократизм. Я не говорю о вашей работе, это не моего ума дело…

Горский слушал внимательно и не скрывал, что ему приятна эта информация, правда, в голове на миг сверкнула мысль, что шеф — доверчивый дурак, но он стыдливо погасил ее. Вальс закончился, Горский галантно поцеловал даме руку и довел ее до святого места в лучшей части стола, где и закусок было больше, и бутылки были разнообразнее. Виктор Розанов добродушно улыбнулся и обнял Горскою за плечи.

— Выпей с нами, Игорь! Вот человек, который работает как вол и тянет на себе всю резидентуру, — обратился он к послу, который вежливо улыбался и молчал. — А вот другой работяга. — Рядом с послом стоял Борис Трохин, мрачноватый человек с невыразительным узким лицом. — Так выпьем за успехи нашей резидентуры!