– Прошу любить и жаловать. Это – Дмитрий Иванович Вагранов, наш с Ваней старый боевой товарищ. А это, Митя, мои самые что ни на есть ближайшие: батя Кузьма Потапович, тёща Татьяна Михайловна, супруга моя дорогая Арина Григорьевна и невестушка Анастасия Степановна. Есть внук, Кузя маленький, но он, пожалуй, ещё спит в теремке без задних ног. И давайте-ка, бабоньки мои ро́дные, беритесь за дело. Всем есть хочется! Ваня, тащи Кузину люльку, Ваню маленького положим, приглядывать будем. А мне с Митей да Пашей поговорить надобно. Ну и, конечно, батя с нами.
Все разбежались, занялись чем указано. Ванюшку в люльке устроили в тенёчке, а Фёдор с отцом и сыном и Павел с Дмитрием заняли скамью под клёном. Еле уместились. Саяпины достали трубки, а приезжие заявили, что не курят.
– Мы – не казаки, – сказал с усмешкой Павел.
– Да как же так… – попытался оспорить Иван, но дед Кузьма цыкнул на него:
– Человек сам решат, какого он роду-племени.
– Ладно вам, – остановил начавшуюся было свару Фёдор. – Дело есть поважней. И перво наперво вопрос к вам, Паша и Митя: чего ради вы тут объявились?
– Ну, ты не загинай: чего ради, чего ради! – запыхтел дымом дед Кузьма. – Пашка всё ж таки зять твой, внука привёз…
– Погоди, батя. Митя мне тоже не чужой. Можа, роднее Павла… – Фёдор помолчал и вздохнул: – Их полиция ищет. Я в Хабаровске случа́ем узнал.
– Ты в своём уме? – Дед поперхнулся дымом и закашлялся. – Чё они, нагрезили чего? Не воры, поди.
– А вот кто они, пущай сами скажут.
Павел с Дмитрием переглянулись, Вагранов кашлянул в кулак.
– Мы, конечно, не воры. Но вы, наверно, знаете, что в России революция, что девятого января царские войска расстреляли рабочих, которые с жёнами и детьми шли к царю с просьбой о помощи…
– Чё такое? – вскинулся дед Кузьма. – Да быть того не могёт, чтобы царь-батюшка…
– Тихо, батя, тихо, – остановил отца Фёдор. Глянул на Ивана – тот от сказанного Дмитрием просто остолбенел: то ли тоже ничего не знал, то ли за царя оскорбился – и продолжил: – По всей России народ бунтует, где-то больше, где-то меньше. Обнищали люди из-за войны, голодают… У нас, я слыхал, рабочие на заводах тоже бастуют.
– Дык они часто недовольны: платят, мол, мало. Казаки в станицах тож поразорялись. Служба. Одни бабы да малолетки на хозяйстве.
– Вот видите, – сказал Павел. – Мы с Дмитрий Иванычем в мастерских железнодорожных насмотрелись. Люди за гроши мантулят, а хозяева только подгоняют: давай, давай!.. А царь…
– Царя не трожь! – Это сказал уже Фёдор. – Нас много, а он – один. Губернаторов и то, почитай с полусотню, а чиновников вообще не счесть, и все воруют да обманывают. Чё ж он один-то против них? Ему помогать надобно.
– Разогнал бы всю эту камарилью, – усмехнулся Вагранов. – Власть-то у него самодержавная: что хочу, то и ворочу. Войну с япошками затеял, сколько народу положили, а ради чего? Они там капиталы нажили на крови народной, а помазанник Божий ни при чём? Если он возле себя терпит всякую сволочь, да ещё и потакает им, кто ж тогда он сам? Так что бросьте, товарищи, его защищать! Лучше оглянитесь на своих казаков. У вас вон дом крестовый, с подклетью, даже с мансардой, хлева, амбары, огород богатый, а они порой на хлебе да воде, в избушках засыпных, дранью крытых, а то и в землянках, как первопоселенцы.
– Мы с Татьяной первопоселенцы, и чё? – возник дед Кузьма. – Живём теперича как люди, в своих домах. Не в хоромах, а всё ж таки! Работать надобно, а не фазанов гонять.
– Теперь понятно, почто вас полиция ищет, – криво улыбнулся Фёдор. – А нам-то чё делать? Мы, поди-ка, присягу давали верой и правдой служить царю и Отечеству. По этой присяге мы должны вас скрутить и сдать власти.
– Поступайте, как совесть велит, – сказал Дмитрий, а Павел кивнул, подтверждая слова старшего товарища.
– Эй, мужья и гости дорогие, – позвала Арина, – давайте к столу. Опосля наговоритесь.
Стол был, как говорится, на скорую руку: аржаные лепёшки с мёдом, яйца, сваренные вкрутую и порубленные с зелёным луком, вяленая кабанятина с хреном, молоко из погреба и домашний квас. Ну, и чай, конечно, какой же казачий стол без чая – сливана[6]
или затурана? Было кое-что и покрепче, чтоб лучше елось и пилось. Но на завтрак не больше чарки. Ради встречи.После завтрака приезжих отправили отдохнуть к бабушке Тане, благо у неё дом после бегства Чаншуня целыми днями пустовал: она большую часть дня проводила у Саяпиных, помогала Арине по хозяйству. Хозяйство было не то чтобы большое – две лошади, корова, пара кабанчиков, десяток куриц с петухом, а кроме того, огород в четверть казённой десятины, – однако всё ухода и внимания требовало.