Блокада. Книга 5

– Нетерпеливый какой. Ну ладно, не буду тебя мучить. Речь пойдет о строительстве укреплений. Полагаю, что в районе Кировского завода.

– Ничего не понимаю, – передернув плечами, сказал Звягинцев, – что, свет клином на мне сошелся? Других инженеров нет? Зачем понадобилось отзывать из армии именно меня?

– Да уж наверное на тебе свет клином не сошелся. И без тебя бы Ленинград выстоял, конечно. Но ты нам поможешь. А если говорить без шуток, то отозвали не только тебя, а еще нескольких инженеров, строивших укрепления с юга. Опыт пригодится. Понял?

– Понял, – хмуро кивнул Звягинцев.

– Ну, тогда давай говорить дальше, – удовлетворенно сказал Королев и направился к столу.

Усевшись, он неожиданно воскликнул:

– А здорово ты изменился, Алешка!

– Растолстел на Большой земле, хотите сказать? – с невеселой усмешкой произнес Звягинцев.

– Да нет, я не о том! Я так и ждал, что ты сейчас речи произносить начнешь. Ну, как раньше: «Не хочу, не желаю, с передовой, мол, в тыл отзывают!» – ну и все такое прочее. Но ты молодец, сдержался. А ведь пот на лбу выступил, вижу. Повзрослел ты, Алешка, вот что я хотел сказать.

– А если бы протестовал? – все с той же усмешкой спросил Звягинцев.

– Ну, мы бы тебе разъяснили, что есть постановление Военного совета фронта на этот счет. А потом, разумеется, врезали бы за разговорчики.

«А действительно, – подумал Звягинцев, – почему я не возражаю, не прошу, не настаиваю, как делал это не раз в прошлом? Разве не оправдались мои худшие предположения? Почему же я молчу и безропотно соглашаюсь? Наверное, он прав: я и впрямь изменился. Постарел, что ли?..»

…Но дело было не в возрасте. Дело было в нравственном возмужании Звягинцева и сотен тысяч его сверстников в ходе этой, уже долгие месяцы длившейся битвы. Пришло чувство ответственности, чувство, обретение которого во все века знаменовало новый период в жизни человека – зрелость.

Сам не отдавая себе в этом отчета, Звягинцев уже понял, что война – это жестокий, изнурительный труд, не терпящий болтовни, какой бы то ни было рисовки, денный и нощный труд, требующий в первую очередь умения, дисциплины и готовности в случае необходимости пожертвовать собой именно там, где ты выполняешь приказ…

– Ну, а теперь отправляйся к полковнику Монесу. Ты назначен его помощником.

– Слушаю. Но…

– Значит, все-таки есть «но»?

– Не то, что вы думаете, товарищ полковник. Я привез посылки, они лежат в вашей приемной. Я дал слово товарищам, что доставлю по назначению.

– Оставь адреса. Я прикажу срочно доставить. Сам времени не трать, оно сейчас дорого. Больше вопросов нет?

– Павел Максимович, вы не знаете… как Вера?

Эти слова Звягинцев произнес, не глядя на Королева.

– Вера? – недоуменно переспросил Королев. – Ах… Вера… Да, да. Не знаю, Алексей. Я и брата-то уже два месяца не видел. Там, на Кировском, встретишься с ним, узнаешь.

– Еще один вопрос, Павел Максимович. Как там под Москвой?

– Ты, Алексей, человек не суеверный?

– Хотите спросить, не боюсь ли черных кошек?

– Да нет. К тому же кошек в Ленинграде опасаться нечего. Не осталось их давно. Ни черных, ни белых. Я про другое спрашиваю. Бывает у тебя так, что хочешь узнать о чем-то, без чего тебе жизнь не в жизнь, а спросить опасаешься, потому что ответа боишься. Бывает?

– Нет, не бывает.

– Ну, тогда завидую твоему характеру. А я вот хочу ответить на твой вопрос и боюсь. Ну… как бы не сглазить.

– Чего сглазить-то, Павел Максимович? – с горечью спросил Звягинцев. – Как будто никто не знает, что немец где-то у Химок стоит!

Некоторое время Королев молчал, потом, понизив голос, произнес:

– Наши начали наступать под Москвой. Чем закончится – гадать не могу и не хочу. И тебе не советую. Пока – молчок.

Эти вполголоса сказанные слова произвели на Звягинцева такое ошеломляющее впечатление, что он не сразу поверил себе – правильно ли он понял Королева?

– Неужели… наступают? – неуверенно спросил он. – Вы говорите, что… наши?!

– А ты как думал? Что только фрицы наступать могут?! – со злостью и торжеством в голосе ответил Королев.

– Но это… Павел Максимович, это же здорово, это так здорово! – воскликнул Звягинцев и в возбуждении вскочил. Полушубок его распахнулся, и Королев увидел на груди Звягинцева два ордена Красной Звезды.

– Ба-ба-ба! – тоже вставая, произнес он. – Вторую звездочку получил, а я и не знал! Это когда же, Алешка?

– Только что. Перед выездом сюда, – смущенно ответил Звягинцев, запахивая полушубок.

– Да ты не кутайся, не кутайся, – проговорил, выходя из-за стола, Королев, – дай посмотреть-то!

Он подошел к Звягинцеву и широко раздвинул борта его полушубка. Поглядел на грудь, коснулся нового ордена, прикрепленного к гимнастерке рядом с первым.

– Новенький! Блестит… Ну, поздравляю, товарищ майор! Это за что же? Рассказывай.

– Да так… случайно…

– «Случайно»! Случайно у нас орденов не дают. Говори точнее, когда спрашивают!

– Послал меня командующий с поручением в триста десятую. А там немцы к КП прорвались. Комбата, который КП оборонял, убило. Ну, пришлось взять на себя командование…

– А говоришь – случайно. Молодец! Дай бог, не последний. Обмыть-то успел?