Блокада. Книга 5

– Да, конечно, там один майор дожидается, мы с ним зашли Федора Васильевича проведать, а он… мертвый!.. Ну, а мы не знаем, куда, на какое кладбище его везти, ни я не знаю, ни Звягинцев.

– Кто?! – воскликнул Суровцев.

И только тогда я вспомнила, что он знаком с Алексеем, что они где-то вместе служили.

– Да, да, Звягинцев, – подтвердила я, – он вернулся в Ленинград, и мы встретились…

– Так, значит… – тихо проговорил Суровцев и не окончил фразы.

– Ну, а как вы, Володя? – переменила я тему, ощутив вдруг неловкость. – Рука, я вижу, совсем зажила! Вы тогда нам столько хлопот доставили своим бегством…

– Извините, другого выхода не было.

– Меня тогда начальник госпиталя так отчитывал, – продолжала я, чтобы чем-то заполнить эти десять минут ожидания, – а я его убеждала, что вы на фронт, в свою часть ушли, ведь верно?

– Да, верно.

– А теперь, значит, получили назначение в Ленинград?

Он молча кивнул.

– Я вижу, вы стали большим начальником, – сказала я, стараясь, чтобы слова мои прозвучали дружески и шутливо.

– С чего вы это взяли? – Суровцев нахмурился, не приняв моей шутки.

– Ну, для того чтобы вот так приказывать выделить машину и бойцов, надо по меньшей мере частью командовать! И давно вас в город отозвали?..

6

Суровцев молчал. Вопрос Веры заставил его пережить все заново. Будто только вчера его неожиданно отозвали с Невской Дубровки, где он командовал инженерным батальоном… А произошло все это так…

Было уже четыре часа дня, когда усталый, измученный, ошеломленный всем тем, что ему пришлось увидеть по пути, Суровцев добрался до комендатуры. Дежурный посмотрел его командирское удостоверение, взглянул на командировочное предписание и произнес, не то спрашивая, не то просто констатируя:

– Тридцать – двадцать пять…

Суровцев пожал плечами – он уже забыл, что именно этот номер приказа был обозначен в графе «Основание».

– Куда меня направляют? Что за полк? – спросил он.

– На месте узнаете, – сухо ответил дежурный. – Запишите адрес штаба полка…

«Резерв есть резерв, – думал Суровцев, выходя из комендатуры. – Подъем в шесть. Завтрак. Зарядка. Строевые занятия. Отдых. Обед. Снова строевые. Затем политзанятия. Свободный час перед отбоем. В десять отбой… Бесконечное ожидание, когда ты понадобишься. И мучительное сознание, что занимаешься бессмысленной шагистикой, когда люди на фронте дерутся. Хуже, во сто крат хуже, чем в госпитале…»

Он разыскал нужный ему дом. Это было здание бывшей школы, тихое, казалось, пустое. Однако едва он поднялся на площадку, слабо освещенную огоньками коптилки, как раздался энергичный оклик:

– Стой, кто идет?

Перед ним вырос часовой с винтовкой наперевес.

– Капитан Суровцев, – ответил он. И добавил устало: – Да убери ты свою пушку…

Взглянул на часового, и ему показалось, что шинель надета на человеческий скелет. Лицо часового как-то сморщилось, красноватый нос походил на согнутый хрящеватый мизинец. Было такое ощущение, что голова его ссохлась, уменьшилась в размере, – шапка почти касалась переносицы.

– Куда следуете, товарищ капитан? – спросил часовой.

– Резервный полк тут, что ли, находится? – ответил Суровцев вопросом.

– Товарищ лейтенант! – крикнул часовой, обернувшись.

«Карнача зовет, – усмехнулся про себя Суровцев, – тоже мне воинская часть, как настоящая…»

Через минуту он услышал, точнее, угадал приближающиеся шаги. Кто-то в валенках спускался по лестнице.

– Вот капитан здесь, товарищ лейтенант, наш полк спрашивает, – доложил часовой появившемуся из мрака военному.

– Слушаю вас, товарищ капитан, – сказал тот, подходя к Суровцеву.

По лицу его нельзя было определить, молод лейтенант или стар, оно было таким же темным, с заострившимся носом, как и у часового.

– Документы, что ли, показывать? – усмехнулся Суровцев. И, опустив свой вещмешок на пол, полез за борт полушубка в нагрудный карман за документами.

Лейтенант отошел к стоявшей на подоконнике коптилке и, взглянув в командировочное предписание, сказал:

– Тридцать – двадцать пять… Все верно. Пойдемте, товарищ капитан.

И первым пошел наверх.

Поднявшись на третий этаж, свернул в коридор и открыл одну из дверей:

– Заходите, товарищ капитан.

В маленькой комнате возле наглухо забитого окна стоял письменный стол, на нем горящая коптилка, кипа придавленных чернильницей бумаг, пишущая машинка. На стенах висели портреты Сталина и Жданова.

– Садитесь, товарищ капитан, – сказал лейтенант и, не дожидаясь, пока Суровцев сядет, устало опустился на стул. – Сейчас я внесу вас в список.

Он положил документы Суровцева на стол, вытащил из ящика разграфленный лист бумаги, наполовину уже заполненный, взял лежавшую на столе ручку и ткнул ею в чернильницу.

– Ну вот, опять замерзли… – пробормотал он. – Ладно, успеется… Вам надо представиться командиру полка. Сейчас идет собрание комсостава. Уже заканчивается… Подождите.

Суровцеву хотелось расспросить лейтенанта, что за полк, давно ли находится в резерве, но лейтенант закрыл глаза и, казалось, мгновенно задремал.