Блондинка

Уоррен стащил с себя грязную рубашку и швырнул ее на стул. Остался в тонкой хлопчатобумажной майке. От него так и несло теплом разгоряченного тела, мощным запахом пота. Свинтус Пириг. Когда-то они были очень близки, шалили, словно дети. Свинтус Пириг, он так любил уткнуться в нее носом, елозить по ней, фыркать, сопеть и повизгивать. А жена обхватывала руками его заплывшие жиром мускулистые бока, похожие на оковалки сырого мяса. О-о-о! Уор-рен! Боже мой! Но было все это так давно, что уже и вспоминать неохота. За последующие годы муж еще больше раздался – в плечах, в груди. Живот огромный, руки толстые, морда здоровенная. И повсюду на теле жесткие пучки седеющих черных волос. Даже на спине, на шее, на боках, на тыльных сторонах огромных мозолистых ладоней.

Элси сделала вид, что вытирает нос, а заодно смахнула слезинку.

Уоррен заметил громко:

– Я думал, ее мамаша чокнутая. Так ей что, стало лучше? Когда это?

– Нет.

– Что «нет»?

– Дело тут не в матери Нормы Джин.

– А в чем тогда?

Элси задумалась, подбирая слова. Такого за ней не водилось, но эту фразу она отрепетировала заранее. Столько раз произносила ее про себя, что теперь она прозвучала плоско и фальшиво.

– Норма Джин должна уехать. Пока ничего не случилось.

– Что за чушь? Что должно с ней случиться?

Да, получалось хуже, чем она рассчитывала. Он был такой огромный, прямо нависал над ней. И без рубашки поросшее волосами тело, казалось, едва помещается в кухне. Элси потянулась за сигаретой. Вот скотина! Все из-за тебя. Днем она ходила в город, перед выходом нарумянила щеки, расчесала волосы гребешком, но увидела, взглянув в зеркало, лишь землистую кожу и усталое лицо. А тут еще Уоррен рассматривает ее в профиль. Господи, как же она не любит, когда ее рассматривают в профиль, ведь подбородок у нее совсем маленький, а нос похож на свиной пятачок.

Элси сказала:

– У нее полно приятелей. Парней и мужчин постарше. Их чересчур много.

– Постарше? Интересно, кто ж это?

Элси пожала плечами. Ей хотелось показать Уоррену, что она на его стороне.

– Имен я не спрашивала, родной. Эти парни в дом не заходят.

– Может, все же стоило спросить, – вызывающе сказал Уоррен. – Может, я лучше сам спрошу. Где она?

– Вышла.

– Куда вышла?

Элси боялась смотреть на мужа. Смотреть на свирепый, сверкающий, налившийся кровью глаз.

– Может, поехала прокатиться. Ума не приложу, откуда у этих парней бензин.

Уоррен присвистнул.

– Девчонке в ее возрасте, – заметил он медленно, словно человек, чья машина слетела с шоссе на обочину, – давно пора встречаться с парнями. Это вполне естественно.

– Да, но у Нормы Джин их слишком много. И она слишком доверчивая.

– Доверчивая? Это в каком же смысле?

– Ну, она… э-э-э… слишком уж милая, – прозрачно намекнула Элси.

Подразумевалось, что если муж и проделывал что-то, оставшись с Нормой Джин наедине, так только потому, что она была слишком милая, симпатичная, слишком послушная, покорная. И не могла отказать ему.

– Слушай, она не залетела?

– Пока нет. Насколько мне известно.

Впрочем, Элси прекрасно знала, что не далее как на прошлой неделе у Нормы Джин были месячные. Сильные спазмы, слабость, жуткая головная боль. Кровь из нее хлестала, как из заколотого поросенка. Она перепугалась до смерти, но отказывалась это признавать и все молилась Иисусу Христу Исцелителю.

– «Пока нет»? Что ты хочешь сказать?

– Знаешь, Уоррен, пора подумать о нашей репутации. О репутации Пиригов. – Точно была в том необходимость, напоминать мужу, какую он носит фамилию. – И рисковать нам нельзя.

– О репутации? О какой еще репутации?

– Ну как о какой. В городе. В службе опеки.

– А они что, вынюхивают? Задают вопросы? С каких это пор?

– Мне звонили. Несколько раз.

– Звонили? Кто звонил?

Элси занервничала. Щелчком стряхнула пепел в желтовато-серую пепельницу. Ей действительно звонили, но не из окружной управы, и она боялась, что Уоррен прочтет ее мысли. Уоррен говорил, что великие боксеры, вроде Генри Армстронга, чьи бои ему довелось видеть в Лос-Анджелесе, умеют читать мысли противника. Армстронг знал, что противник сделает или попробует сделать. Здоровый глаз Уоррена смотрел проницательно и злобно – когда Уоррен решал посмотреть на жену, – и видно было, что этот человек опасен.

Он склонился над ней, придвинулся ближе. Огромная туша. От него воняло грязью и потом. И еще эти лапищи. Кулаки. Закрыв глаза, Элси вспомнила, как муж однажды ударил ее по правой щеке. Лицо распухло и перекосилось. Да, тут есть о чем поразмышлять. Подумать над своим поведением.

В другой раз он ударил ее по животу. Ее вырвало прямо на пол. Дети, которые тогда жили в доме (все давно разъехались, связи с ними она не поддерживала), со смехом умчались на задний двор, как ветром сдуло. Нет, на взгляд Уоррена, он бил жену вовсе не сильно. Если б я хотел сделать тебе больно, сделал бы. Но я не хотел.