Блондинка. Том I

Баки так крепко стиснул руку Нормы Джин в своей, что та поморщилась от боли. И тихим, но встревоженным голосом произнес:

— Я должен идти, Малышка.

— Идти?.. Куда?

В мужской туалет, что ли?

— Я должен быть там, вместе с ними. Пока еще не поздно.

Норма Джин рассмеялась. Наверное, он просто шутит. И пылко поцеловала его. Обниматься и целоваться в кино вошло в привычку с первых же дней знакомства. Как и где лучше узнать друг друга?.. «Крылатые тигры» исчезли с экрана; теперь там показывали свадьбу какого-то джи-ай. Улыбающиеся солдаты — в отпуске, на военных базах и кораблях. «Свадебный марш» гремел просто оглушительно. Сколько свадеб! Сколько невест — всех возрастов. Торопливость, с которой пары появлялись и исчезали на экране, вызывала улыбку — уж очень все это походило на комедию. Церковные бракосочетания, гражданские. Скромные и пышные свадьбы. Сколько сияющих улыбок, сколько крепких объятий! Сколько страстных поцелуев. Сколько надежды.Публика в зале хихикала. Война — занятие серьезное и благородное. А любовь, все эти свадьбы и женитьбы… просто смешно!..

Рука Нормы Джин опустилась, скреблась, точно маленькая мышка, в паху у Баки. Удивленный Баки пробормотал:

— М-м-м, детка, ну, не тут же! Эй, перестань, ты что!.. — Но тем не менее обернулся к ней и крепко поцеловал в губы. Разжал их, вечно сопротивляющиеся, и протолкнул язык глубоко в рот. И она, постанывая и извиваясь в его объятиях, принялась сосать этот язык. Тут Баки ухватил ее за грудь, сжал в левой ладони, как сжимают мячик. Ряд сидений зашатался. Они дышали часто и хрипло, как собаки. Женщина, сидевшая сзади, стукнула кулачком по спинке сиденья и прошептала:

— Эй, вы, двое, ступайте-ка домой! Там этим и занимайтесь.

Норма Джин, яростно сверкая глазами, обернулась к ней и прошипела:

— Мы муж и жена, ясно тебе? Так что отвяжись. Сама иди домой. Иди к черту!

Баки расхохотался. Он никак не ожидал от своей тишайшей и нежнейшей женушки такой выходки.

И только потом, гораздо позже, вдруг понял: Наверное, тогда, с того вечера, все и началось.

11

— Но куда?.. Куда она могла уехать? Неужели ты ничего не знаешь?

Гарриет без всякого предупреждения покинула Вердуго-Гарденс. В марте 1944-го. Взяла с собой Ирину. И оставила почти весь скудный скарб.

Норма Джин ударилась в панику: что ей делать теперь, без этого ребенка?

Ведь в снах и мечтах наяву ей часто казалось, что она везет свою малышку к Глэдис. И получает от Глэдис благословение. А теперь малышки не было. А стало быть, и благословения не будет.

Раз десять Норма Джин стучалась в соседскую дверь. Но подруги и соседки Гарриет по квартире тоже были в недоумении. И очень беспокоились.

Похоже, никто не знал, куда отправилась эта пребывающая в глубокой депрессии женщина со своим младенцем. Но уж точно, что не в Сакраменто к родителям, и не к родителям мужа в штат Вашингтон. Подружки сообщили Норме Джин, что Гарриет уехала, даже не попрощалась, даже записки не оставила. Хотя оплатила все счета по март включительно. Сообщили они также, будто бы Гарриет подумывала «исчезнуть» на некоторое время. По ее словам, «она была не создана для вдовьей жизни».

И еще, она была «больна», это несомненно. Все время обижала и наказывала малышку Ирину. Может, даже била ее, но так, чтобы не оставалось следов.

Норма Джин отпрянула, глаза ее сузились.

— Нет. Это неправда. Я бы заметила. Вы не должны так говорить. Гарриет была мне подругой.

И все же очень странно, что Гарриет уехала, даже не попрощавшись со своей подругой, Нормой Джин. Даже не позволив попрощаться ей с малышкой Ириной. Она просто не могла. Нет, кто угодно, только не Гарриет! Бог бы ей не позволил.

— Д-добрый д-день! Я хотела бы с-сообщить о п-пропаже человека. Мамы с р-ребенком.

Норма Джин позвонила в отделение полиции Мишен-Хиллз, но от волнения так страшно заикалась, что тут же повесила трубку. К тому же она понимала, что проку от этого звонка будет немного — ведь ясно, что Гарриет уехала по своей доброй воле. Гарриет была взрослой женщиной, мало того — еще и матерью маленькой девочки; и хотя Норма Джин любила Ирину куда больше самой Гарриет и верила, что любовь эта взаимна, поделать тут, к сожалению, ничего было нельзя.