Блондинка. Том I

Сам же Баки еще долго лежал без сна, с открытыми глазами. Нервы были напряжены до предела, он чувствовал себя совершенно разбитым и одновременно испытывал странную приподнятость духа. И вот часы пробили шесть — настало время покинуть ее. А она все спала, полуоткрыв рот и тяжело, со всхлипом дыша, как будто пребывала в коматозном состоянии. И каким же облегчением было для Баки выбраться из этой постели! Какое облегчение — пойти в душ и смыть с себя запах ее липкого тела! Умыться, побриться и отправиться в неверном свете прохладного раннего утра на призывной пункт, находившийся на острове Каталина, и доложить о своем прибытии на военную службу. Попасть наконец в мир настоящих мужчин, таких же, как он. Так начался второй день.

13

— Баки, дорогой, прощай!

В конце апреля, теплым благоухающим днем, Глейзеры и Норма Джин провожали Баки в Австралию, куда он должен был отплыть на грузовом судне под названием «Либерти». Условия контракта Баки были обговорены четко, и тем не менее никто точно не знал, когда он может вернуться в Штаты. Самое раннее — через восемь месяцев. Поговаривали о вторжении Японии. Теперь Норма Джин имела полное право выставить в своем окне голубую звезду, как делали матери и жены других ушедших на войну мужчин. Она улыбалась, она держалась очень храбро. Она выглядела «страшно милой и страшно хорошенькой» в синем хлопковом жакете до талии, в белых лодочках на высоких каблуках и с белой гарденией в кудрявых волосах. И Баки то и дело бросался обнимать и целовать свою жену. И слезы катились по его щекам, и он с наслаждением вдыхал сладкий аромат цветка и решил, что отныне будет вспоминать этот чудесный запах на судне в чисто мужской компании, и то будет воспоминанием не о цветке, но о Норме Джин.

Все это давно уже стало историей. То, что было между нами. И некого тут винить.

Не Норма Джин, а миссис Глейзер больше всех переживала в то утро. Она непрестанно рыдала, сморкалась и ныла — еще в машине, по дороге из Мишен-Хиллз до причала, откуда уходил катер на Каталину. Их вез мистер Глейзер; Норма Джин тихонько сидела на заднем сиденье, между старшим братом Баки Джоем и его старшей сестрой Лорейн. Глейзеры, обмениваясь репликами, жужжали, словно комары, но слова их не доходили до сознания Нормы Джин. Она сидела молча, со слабой улыбкой, не прислушиваясь к их болтовне, зная, что ее мнение здесь никому не интересно. Славная девушка, но немного туповатая. Прямо как кукла какая. Если б не внешность, на нее бы никто второй раз и не глянул.

Норма Джин сидела и думала, что в другой, нормальной семье редко устанавливаются такие молчаливые взаимоотношения, какие существовали между ней и Глэдис. Потом столь же спокойно она подумала о том, что, по сути, настоящей семьи у нее так никогда и не было. Не далее как сейчас, буквально только что, выяснилось, что и Глейзерам она тоже чужая — и это несмотря на их притворную вежливость и ее старания отвечать им тем же. При ней Глейзеры всегда хвалили ее, называли «сильной», «зрелой». Считали, что она была «хорошей женой Баки». Наверное, от Баки (от кого же еще?) узнали они о ее недавних нервных срывах, которые сам он предпочитал называть бабскими истериками. Но старались при этом быть справедливыми и в целом одобряли Норму Джин. Эта девушка так быстро растет! И она, и Баки тоже.

Они приехали попрощаться с Баки Глейзером. И он предстал перед ними в матросской форме, с коротко, ежиком, подстриженными волосами, отчего его мальчишеское лицо стало казаться почти изможденным. Глаза возбужденно сверкали, и еще в них светился страх. Бриться он перестал. В тренировочном лагере Баки пробыл совсем недолго, но уже казался старше и каким-то чужим. Он обнял рыдающую мать, потом — сестру, отца и брата, но дольше всех обнимал Норму Джин. И лихорадочно шептал ей на ушко:

— Я люблю тебя, Малышка, люблю! Пожалуйста, Малышка, пиши мне каждый день, хорошо? О, как же я буду по тебе скучать! — А потом, совсем уже тихо, прошептал в ее разгоряченное ушко: — Большая Штуковина будет очень скучать по Маленькой Штучке, очень!

Норма Джин издала странный звук, похожий на хихиканье. О, если б это слышали все остальные!