Блондинка. Том I

Отто задышал возбужденно и часто. На лбу и под мышками проступил пот, и еще там жгло и пощипывало, как от укусов крохотных красных муравьев. К этому времени он позабыл все на свете, даже имя своей модели (если таковое у нее вообще имелось), и уже сам не понимал, с кем говорит, делая эти замечательные снимки. И уж тем более не смог бы сказать, сколько он за них получит. Девятьсот долларов. Чтобы как следует продать ее. Но зачем, если я ее люблю? Стало быть, это доказательство, что я ее не люблю.Чтобы подготовиться к съемкам, он опрокинул пару стаканчиков рома со своим бывшим другом, бывшим соседом по комнате и бывшим товарищем по партии Чарли Чаплином-младшим, чье происхождение было идентично «семейному проклятию». И был теперь пьян, но не от рома… от чего же?..

Слепяще-яркий свет, пульсирующий малиновый цвет ткани, плоть этой девушки, соблазнительная и сладкая, словно конфетка. Она извивалась и потягивалась перед ним, точно в экстазе, точно сливалась в объятиях с невидимым любовником. Он был пьян, но не от рома, а от осознания греховности своего деяния. За которое, впрочем, его не накажут, а напротив — заплатят хорошие деньги. Все же выгодную он занял позицию и теперь с высоты видит эту распростертую внизу девушку. И Отто показалось, что вся ее жизнь проходит сейчас перед ним, начиная с сомнительного происхождения (как-то она призналась Отто, что была, по сути, незаконнорожденнойи что отец, живший где-то рядом в Голливуде, ни разу не объявился, не признал ее существования). И еще он знал, что мать ее была истеричкой, страдала параноидальной шизофренией, однажды даже пыталась то ли утопить ее… нет, не утопить, заживо сварить в кипятке. А потом была помещена в норуолкскую психбольницу, где и провела последние десять лет. И заканчивая довольно запутанным и убогим настоящим.

А что ждет ее впереди?.. Да тоже ничего хорошего. Ранняя смерть в результате передозировки наркотиков, или от пьянства, или перерезанные в ванне вены, или какой-нибудь сумасшедший любовник. При мысли о трагичности судьбы и жизни этой девушки сердце Отто, у которого вовсе не было сердца, вдруг заныло. По сути, она была существом, совершенно не защищенным обществом. Одиночкой, без семьи, без «корней». Просто куском соблазнительного мяса, который следовало выставить на рынок для продажи. И это — в самом расцвете молодости и красоты, которые, как известно, тоже не вечны. В свои двадцать три она выглядела лет на шесть моложе — довольно странно, учитывая суровость, с которой обошлась с ней судьба. Но, как справедливо заметил и доказал великий учитель Отто Уокер Эванс

[51], бесконечно снимавший еще в 1930-е лишенных всяких прав сборщиков урожая и мигрантов-рабочих американского Юга, в один прекрасный день она начнет стареть быстро и неотвратимо.

Я никого никогда не заставляю. Они сами приходят ко мне, по собственной доброй воле. Я, Отто Эсе, лишь помогаю им повыгоднее продать себя. Если б не я, их цена на рынке была бы просто мизерна.

Так эксплуатировал он Норму Джин или нет?.. Ответ на этот вопрос был неясен ему самому. Швырнув Норме Джин грязную занавеску, он сказал:

— О’кей, детка. Все, снято! Ты была просто великолепна. Фан-тастика!

Норма Джин смотрела на него, рассеянно моргая, и какое-то время словно не узнавала. Как какая-нибудь девица из борделя, накачанная алкоголем и наркотиками, не узнает мужчину, который только что трахал ее, не понимает даже того, что ее трахали, и не знает, сколько времени это продолжалось.

— Все, конец. И это было

хорошо.

Но если серьезно, Отто вовсе не хотел, чтоб девушка знала, насколько это было хорошо. Каким невероятным, даже историческим событием станет этот день, эти съемки в студии Отто Эсе. Что снимки Нормы Джин, она же «Мэрилин Монро», в обнаженном виде, которые он сделал сегодня для календаря, прославятся на весь мир, сделают этот календарь известным. Снимки, за которые эта модель получит пятьдесят долларов и на которых заработают миллионы долларов другие. Мужчины.

А ступни ног у меня были совершенно голые!..

Зайдя за расписную китайскую ширму, Норма Джин торопливо одевалась. Девяносто минут пролетели, как во сне. Голова у нее раскалывалась от боли — наверное, виной тому совершенно жуткое движение за окном, по Голливуд-бульвар, вонь выхлопных газов, эти гудки. Груди затвердели и ныли, будто налитые молоком. Если бы мы с Баки Глейзером завели ребеночка, я была бы сейчас в безопасности.

Она услышала, как Отто говорит с кем-то. Наверное, кому-то звонит. И тихо так посмеивается.