Блондинка в Париже

«…отношения у них испортились, они ругались почти каждый день. Тётя не переживала из-за порядка в доме, а новый бойфренд, как выяснилось, был помешан на чистоте. Он выравнивал полотенца в ванной и десять раз в день мыл унитаз и раковины. С пылесосом в руках он охотился за крошками и пылинками и ватной палочкой вычищал пазы в оконных рамах. Везде теперь пахло дезинфицирующими средствами, а от хлорки щипало глаза. Мне были выданы белоснежные носки, только в них было позволено перемещаться по дому. И запрещалось что-то трогать, двигать. И, желательно, никогда не пользоваться туалетом.

Думаю, бойфренд был натуральным психом. Нормальные люди не бьются в истерике, увидев пятнышко на полу. Но, вероятно, у него были и положительные качества, потому что тётя мирилась с его манией довольно долго. Но они постоянно скандалили. Элизабет из-за этого превратилась в настоящую фурию, а доставалось, конечно же, мне. Я слонялась по улицам, лишь бы не идти домой. Впрочем, мне к этому было не привыкать, ведь раньше я часто натыкалась на запертую дверь, когда возвращалась из школы. А ключа у меня не было…»

— Стоп, девочка моя! — сказала я себе. — Кажется, ты перескочила на другую страницу! Энни отправилась в гости к однокласснику есть яблочный пирог. А, вот это место:

«…Точно, мальчишка в меня влюбился. Я доверчиво озиралась, стоя в прихожей с тяжёлым портфелем за спиной — глупый одиннадцатилетний ребёнок. В квартире у мальчика не оказалось ни бабушки, ни пирога! Зато там находился его старший брат. И он был… абсолютно голый!

Ничего не понимая, потрясённая открывшимся мне зрелищем, я ошарашенно смотрела на семнадцатилетнего дяденьку. Центр композиции притягивал взгляд. Раньше я никогда такого не видела. Картина была и пугающей, и смешной одновременно. К приходу маленькой гостьи верзила, очевидно, основательно возбудился. Любопытство было сильнее страха, я не сводила глаз с необычного предмета. И, так как я по обыкновению была ужасно голодна, в голове возникла гастрономическая ассоциация — я вспомнила о любимой витрине с колбасными изделиями, такими же красно-коричневыми, плотно обтянутыми плёнкой или натуральной кишкой…

— Иди сюда, Энни! Подойди поближе! Посмотри, что у меня есть! Давай поиграем.

— А-а-а-а!!! — заорала я, похлеще пожарной сирены. — А-а-а-а-а!!!! Выпустите меня отсюда!!!

— Заткнись, дура! — закричал великовозрастный идиот. — Я ничего тебе не сделаю, только не ори!

Не прекращая вопить, я рванула из комнаты в прихожую. Едва не затоптала одноклассника, коварно заманившего меня, маленькую девочку, в логово маньяка. Еле-еле справилась с замком…

Очутившись на улице, я остановилась и отдышалась только тогда, когда оказалась за три мили от злополучного дома. Обязательно нужно было кому-то рассказать о происшествии, пожаловаться, поделиться ужасом и узнать, действительно ли все мужчины выглядят такими страшными в раздетом виде. Но к кому я могла бы пойти? Девочек-подруг у меня не было. Единственная родственница — тётя Элизабет — обращалась со мной так, что я не попросила бы её помощи, даже если бы случайно проткнула себе руку ножом.

Я никому ничего не сказала. Ночью мне приснился кошмар — распухшая красно-коричневая палка сервелата пыхтела, шевелилась и смотрела на меня умоляющими глазами: «Поиграй со мной, поиграй!». И даже моргала, скотина!

На следующий день в школе симпатичный одноклассник отводил взгляд в сторону. На перемене я прижала его к стене.

— Я, вообще-то, иду к директору!

— Не надо, — тихо попросил мальчишка. — Прости. Он меня заставил. А ты зачем пошла, дурында?

— Ты пообещал мне яблочный пирог! — с болью воскликнула я. Пирог в результате уплыл. Это было настоящее горе.

— Если пойдёшь к директору, я скажу, что ты сама попросила моего брата показать тебе… это.

— Без разницы. Я маленькая. А твой брат большой. В любом случае виноват он. Знаешь, что будет? Твоих родителей за это накажут. А вас у них отберут и отправят в приёмную семью.

— Энни, пожалуйста, не рассказывай! Мы больше так не будем! Скажи, что для тебя сделать? Что ты хочешь?

Я вовсе не собиралась его шантажировать. Хотела только напугать, чтобы он понял, как скверно поступил. Но теперь, после его предложения, меня одолела алчность.

— Принеси шоколадку! — приказала я. — Большую, с орешками. Нет, лучше две!

— Хорошо! — А ещё… А ещё клубничное мороженое. Я его обожаю

— Да, Энни, да! Я куплю тебе всё, что захочешь! Только никому не рассказывай.

Таким образом, неприятная ситуация принесла мне выгоду. Испуганный одноклассник ещё долго снабжал меня божественными деликатесами — булками, шоколадками, мороженым…

Пробегали дни и недели, я выживала, как могла. Трагическое событие — гибель родителей — отодвигалось в прошлое, боль притуплялась. Да и моя жизнь теперь состояла из бесконечной череды ран и обид, они заслоняли собой то, что случилось раньше.