Блондинка в Париже

Разве теперь я смогу ей по-прежнему доверять? Разве смогу, как раньше, ласково называть её бестолковым чучелом и толстой коровой?

Конечно, нет!

Это всё равно что прикуривать сигарету, стоя по колено в бензиновой луже. Может, Настя уже давно разрабатывает новый план мести — теперь для меня. Вспомнить, как я орала на неё в первые месяцы нашей совместной работы… А сколько раз она вылетала из офиса с красным от слёз лицом…

Так. Думаю, я давно подписала свой смертный приговор.

Мне конец.

Она со мной тоже сделает что-нибудь ужасное.

Пока не поздно, надо заманить куда-нибудь Константинова и устроить секс-марафон. И перекраситься обратно в нормальный цвет — как же надоело быть блондинкой! Тем более что Володька не оценил. Не видела особого восторга на его бандитской роже.

А что это я так засуетилась?

Если память мне не изменяет, уничтожение тётушки моя подруга готовила чуть ли не двадцать лет. Или вспомнить, хотя бы, как она меняет картридж в принтере — принтер успевает покрыться мхом, пока она, наконец, это сделает. Так что я ещё и внуков успею вырастить, а не только волосы перекрасить.

Настя — это плод, который зреет долго, очень долго.

***

А что, в принципе, я могу рассказать следователю?

У меня есть книга на английском языке, написанная заокеанским автором по мотивам дневника, найденного в интернете и давно уничтоженного. А ещё у меня есть свидетельство алкоголика Алексея, который постарается всеми силами избежать встречи с полицией.

И это всё.

Прямо скажем — не густо.

Николай Денисович только усмехнётся.

Вот если бы найти изуродованный столкновением «ниссан»… И подлинный дневник Насти! Не может быть, что она удалила свои записи, ведь это огромная часть её жизни, её мысли, страсть и ненависть. Наверняка, скопировала текст, когда удаляла дневник из интернета, и спрятала в какую-нибудь папочку на домашнем компьютере…

Таким образом, размышляя и анализируя, я добралась до офиса, где, конечно же, сразу увидела Настю, любовно мастерившую себе бутерброд.

— Опять ты ешь на рабочем месте! — по инерции рявкнула я.

Ой! А ведь надо сдерживаться.

Надо быть деликатной и осторожной.

Теперь я точно знаю, что Настя — это бикфордов шнур. Нет, на шнур она не похожа. Скорее — огромная связка тротиловых шашек.

Подруга выронила нож и испуганно захлопала глазами.

— Рабочий день давно закончился. Тебя всё нет и нет, я боюсь уйти. А есть так хочется, — жалобно заныла она.

— Да? Ну, хорошо, подкрепись, так и быть. Я просто подумала, а вдруг сейчас какой-нибудь клиент нарисуется. А у тебя тут беспорядок, тонна еды на столе.

— Один малюсенький бутербродик! — возмутилась Настя, придерживая обеими руками громоздкое сооружение, щедро нашпигованное сервелатом, сыром и огурцом.

— Помнишь, ты говорила о папке со счетами? Их привезла с собой в апреле Изабель, чтобы разобраться с цифрами. Дело касается ремонта в нормандском домике.

— Этот домишко тебе прямо покоя не даёт!

— Никак не могу поверить, что Изабель в очередной раз осталась ни с чем.

— Я же тебе говорила — в финансовом плане она всегда была не очень-то удачлива.

— А вдруг ты недооцениваешь потенциал нормандского поместья. Сделаем там косметический ремонт и толкнём недвижимость за громадные деньги. Будешь ты у нас невеста с приданым.

— Косметический ремонт? Да там всё осыпается! Изабель мне показывала фото. Она насчитала сто шестьдесят четыре тысячи евро — вот, какие нужно сделать вложения. Ещё куча налогов, неоплаченные счета.

— Конечно, это выглядит неприличным — то, что я так настойчиво интересуюсь чужим наследством. Но ты являешься наследницей Изабель. И мне не хочется, чтобы тебя обвели вокруг пальца французские родственники. Тот же Жильбер, например.

— Да никакой он мне не родственник!

— Ты ведь мне не чужая! Я целый год с тобой мучаюсь. И потом — я обещала Изабель, что позабочусь о её племяннице.

Глаза Насти наполнились слезами. Она так расчувствовалась, что даже забыла про бутерброд:

— Лена, — проскрипела она, едва сдерживаясь и готовясь разрыдаться. — Как это мило! Ты чудесная! Ты переживаешь за меня!

— Поэтому прямо сейчас мы поедем к тебе домой и пороемся в этой папке.

— Конечно! Как здорово! Ты уже сто лет не была у меня в гостях!

Она хитрая, а я хитрее.

Мы отправимся к Насте, и там я попытаюсь незаметно залезть в её компьютер и отыскать текст дневника.

23. Париж, да не тот!

На некоторое время меня изъял из обращения товарищ Константинов, хотя он, честно говоря, вовсе никакой не товарищ, а самый настоящий зверь. Набросился с порога, словно оголодавший питекантроп, я и пискнуть не успела, только отправила клиенту два коммерческих предложения, да ещё скинула эсэмэску Насте, что она остаётся одна на хозяйстве, так как я снова улетела в Париж.

Нет, не в Париж. Я улетела прямо в небо, туда, где переливалась жемчужным блеском малиново-красная радуга и крутились золотые вертушки праздничного фейерверка.