Блондинки моего мужа

— Ага! Знаем мы, как он не собирается, — по части неприязни к лжекузену я была с Жориком заодно.

— А кроме нас, его приездов в город никто не видел. И меня это пугает. Лжекузен, похоже, старается обеспечить себе алиби. Случись что с Марией — он знать ничего не знает, провел в деревне все это время. В деревне я, кстати, тоже побывал. Там такой домище и такая охрана, что соваться пока не стоит. Главное, я никак не могу понять, что именно они задумали… Наверняка, если бы Мария не припугнула их наличием копии завещания, Лихогон с Песовым уже что-то предприняли бы. А теперь, когда изъять копию легким путем у них не получилось, они должны были составить новый план. Или продолжать искать копию, или сделать что-то еще. Темка неустанно дежурит возле Марии на всякий случай. Они постоянно на связи со мной. Но, конечно, в случае чего — девчонку Тема не спасет. А один раз покушение уже было совершено.

— Ты всерьез думаешь, что Лихогон может быть причастен к попытке убийства?

— Не знаю. По крайней мере слежку за нашей дачей, которую ведет наш неугомонный «гора», Лихогон почти не скрывает. Может, они хотят запугать Марию и снова попросить отдать копию? Понятия не имею, — Георгий жалобно посмотрел на меня. — Ужасно тяжело, когда не знаешь, что намеревается предпринять враг. Тебе хорошо, ты сама атакующий. Ты знаешь, что надо делать.

«Да уж, лучше не придумаешь, ходи себе к потенциальным убийцам, пол вокруг них мой», — подумала я и тут вспомнила о времени.

— А-а-а!!! — завопила я, молниеносно позабыв обо всех обидах. — Скорее! Жорочка, миленький, вези меня быстрей!

И он, конечно, повез. Опоздать на вечернюю уборку к педантичному Лихогону было все равно что написать заявление об увольнении, а это, в свою очередь, означало завалить все дело, даже не попробовав приблизиться к вожделенному завещанию.

Глава восьмая,

в бесконечные амуры погружающая

Во время вечерней уборки тихая секретарша по-прежнему не сводила с меня своих грустных глаз. Казалось, основной секретарской обязанностью в этом офисе было конвоирование уборщиц. На телефонные звонки она при этом отвечала перепуганно и неохотно, в основном переводя их на шефа. Документацию не вела. Зато вела душещипательные беседы. Причем, как ни странно, со мной. Так я выяснила, что с Лихогоном Лиза знакома уже очень давно и очень тесно.

— Все детство мама таскала меня к Петру на занятия, — Лиза мечтательно улыбалась и глядела куда-то сквозь меня. — Еще будучи старшеклассником, Петр давал частные уроки окрестным детям. Причем по любым предметам.

Изображая на лице крайнюю степень заинтересованности, я думала лишь о том, чтобы, увлекшись воспоминаниями, Лиза забыла о моем существовании и вообще перестала обращать внимание на происходящее вокруг. Тогда — а именно сейчас господин шеф изволили умчаться по каким-то делам — я спокойно могла бы перерыть в этом офисе всю документацию, разыскать нужную бумажку или удостовериться, что Лихогон не хранит ее в офисе, и наконец сбежать. Можно было, конечно, попытаться сделать все это под неусыпным надзором секретарши. Мало ли, может, у меня такая странная манера наводить порядок! «Чтобы что-то упорядочить, надо сначала в этом чем-то разобраться, — могла бы попытаться объяснить я Лизе. — Вот и роюсь в бумагах! Для повышения своей квалификации уборщицы».

Увы, на подобные хитрости у меня пока попросту не хватало совести. Драгоценное время уходило впустую. Признаться, я даже подумывала отвоевать себе свободу путем подсыпания Лизе в любимый зеленый чай какого-нибудь безвредного снотворного. А лучше — сильного, но тоже безопасного, слабительного. Такого, что гарантированно отвлечет Лизу хотя бы на полчаса.

— Со мною, веснушчатой семиклашкой с двумя косичками, он репетиторствовал в области математики, — говорила ничего не подозревающая о моих коварных мыслях Лизавета. — С тех пор в этой науке я почти ничего не понимаю. Слушая его восхитительный голос, я забывала обо всем на свете и просто не в состоянии была думать. Трепетала, завороженно глядя на его длинные аристократические пальцы, находящиеся в беспрерывном движении. Чувствовала себя безудержно влюбленной и наконец настолько надоела ему своей неспособностью воспринимать предмет, что Петр отказался от занятий со мной. Представляешь, какой удар по моей психике, не закаленной еще разочарованиями и крушениями иллюзий?

— Представляю, — вздохнула я.

— Математике это не помогло. Любое упоминание о синусах навевало на меня теперь сладостные воспоминания о любимом голосе. Я попросту не могла учиться с такой душевной раной. Сутками торчала у окна, высматривая Петра.

Осознав, что сбежать от назойливых рассказов мне уже не удастся, я смирилась и позволила себе увлечься темой. И вот я глазами юной Лизаветы выглядываю из окна, отслеживая передвижения Лихогона. Вот он одним взмахом ноги преодолевает полдвора, торопясь в университет. При следующем шаге, конечно же, попадает ботинком в единственную в округе лужу. Все потому, что не смотрит под ноги. А смотрит… в книгу!