Блудное художество

Архаровцы были просты - полагали, что русской речи им на весь век за глаза хватит. То, что Саша и сам Архаров осваивали французский, ни в ком не вызывало зависти. Саша - секретарь, ему так по службе полагается, а Архаров - господин, барин, ему надобно в гостиных за дамами ухаживать. Иного практического применения для чужого языка они пока не видели. Для дознаний, когда приходилось расспрашивать иностранцев, звали Клавароша, и он пока справлялся. Ну, понимал еще Жеребцов по-французски - так он когда-то в лакеях служил, вот оно в голове и застряло.

Очевидно, Катеринин ответ кавалеру понравился - он потрепал девку по щечке, она же сделала глубокий реверанс, да так, словно ее с детства этому обучали. Забавно он гляделся, правда, потому что девка была в сарафане, но на Демку произвел впечатление. Он понял, что его новая приятельница не так проста, а ее мещанский наряд - это всего лишь маскарад.

И Демке пришла в голову лихая молодецкая мысль.

Он возвращался в мир, который долгое время считал его чужим. Были, конечно, свои договоренности, взаимные уступки, но сейчас они мало что значили - чтобы занять достойное место, следовало начинать все сначала, а Демке уж было двадцать восемь, не дитя.

Он должен был, явившись к шурам и мазам, сразу дать всем понять, кто он таков, а не взывать к былым заслугам. Хорошие способы для этого - сразу совершить нечто неслыханное и обзавестись клевой марухой. Катерина для этого подходила - не подстилка какая-нибудь, пташка высокого полета, и состоит ныне при ком-то из клевых мазов. Увести ее - значит, нарваться на неприятности, но заодно - и громко заявить о своем бесстрашии.

В том, что девку удастся уговорить, Демка не сомневался. Теперь главное было - не навязываться ей со своими нежностями, а дать время к себе приглядеться.

Времени этого Демка ей отвел ровно один вечер.

Поэтому он кротко и покорно, не давая воли рукам и языку, пошел за ней следом, поднялся в светлицу и принял ее помощь по первому обустройству на новом месте без единой попытки хотя бы усадить ее с собой на постель. И только робко полюбопытствовал, нет ли чего съестного. По опыту он знал, что бабы обожают кормить мужиков, это у них в крови.

– Я тебе на поварне соберу чего-нибудь, принесу, - сказала Катерина. Это был хороший знак - она не посылала его разбираться с какой-нибудь кривобокой и беззубой стряпухой, а сама желала ему услужить.

Когда она уходила, Демка внимательно поглядел ей вслед. Худощава, но сразу видать - из богатого житья, походочка ровненькая, не вразвалку, носками не загребает, спинка пряменькая.

Он знал, что иная девка хоть и ходит, как медведица, хоть и поклониться толком не умеет, а в постели горяча, и даже настолько, что любовнику прямо беда с этакой горячностью. Катерина показалась ему весьма умеренной по любовной части, что тоже неплохо. Но был с ним недавно случай - угодил в постель к чиновничьей вдове. На вид - вобла сушеная, хотя глазищи в пол-лица весьма завлекательны. Так та вдовушка сперва была бревно бревном, потом же разгорячилась не на шутку. Тогда-то до Демки впервые дошло, что мужские возможности не безграничны.

Ожидая Катерину, он глядел в окно и напевал песенку, но не скоромную, а господскую, подслушанную в архаровском особняке, - ее там Меркурий Иванович разучивал. Демка прекрасно знал, что путь к женскому сердцу лежит через уши, и редкая твердокаменная дура устоит перед приятным голосом и нежной мелодией.

Катерина вошла с подносом.

– Вот, что сыскалось, не обессудь, - сказала она.

Сыскалось немного - солонина ломтями, и та сомнительная, хлеб, подовый пирог не первой свежести, кувшинчик кваса. Ясно было, что девица не пачкает белых ручек у печки и квашни. Демка хмыкнул. Неизвестный ему похан, видимо, не придавал этому значения - стало быть, и Демка должен сразу показать, что ему по карману избалованная любовница, при которой нужно содержать еще и кухарку!

– Сама-то будешь? - спросил он.

– Нет, не стану.

– Ин так со мной посиди.

– Недосуг.

Девка выкобенивалась, но и это Демку устраивало - значит, ценная добыча. И времени до вечера много.

– Господи благослови ести-пити, - тихо сказал он и, не обращая внимания на Катерину, взялся за трапезу.

Снизу раздался зов.

– Катиш! - требовал мужской голос. - Катиш!…

И сорвался голос в хрип, и замолчал.

Катерина подхватилась, выскочила из Демкиной комнатушки и поспешила по лесенке вниз.

– Катиш, - повторил Демка. - Надо же…

Он доел угощение и развязал узлы. Где-то там лежали две чистые рубахи. Да и чулки неплохо было бы переменить. Женщины в палатах Рязанского подворья появлялись редко, краснеть перед ними за неопрятность не приходилось, и архаровцы в своем мужском кругу многим вещам просто не придавали значения - разве что могли ругнуть Вакулу, чей гардероб благоухал уж вовсе непотребно.

Рязанское подворье осталось в прошлом. Теперь у Демки была иная забота - сразу показать себя так, чтобы никто и никогда не посмел сказать ему слова поперек.