Блудное художество

Но связь бывает разной - чтобы обмениваться мыслями, не обязательно встречаться. Могут же они пересылать записочки с кем угодно, даже без ведома того письмоносца! В одном доме, скажем, сунут в карман кафтана врача-немца бумажку, в другом ее незаметно вынут. А врачи как раз к Шитовым приходили, это Архаров знал из донесений, полковница расхворалась. Или прикинулась расхворавшейся…

В этом деле никому нельзя было верить.

– Эй, кто там? - позвал он. - Велите Сеньке моему экипаж подавать!

Архаров вздумал ехать к княгине Волконской.

Он знал, что ум ее ограничен, как у всякой женщины, что многие вещи ее пониманию недоступны. Однако княгиня была дамой светской и помнила многие истории из придворной жизни. Кроме того, ее возраст и положение исключали всякие амурные шалости с ее стороны. Архаров в дамском обществе чувствовал себя прескверно - он не умел говорить милые пустячки, не знал модных словечек, бывших в ходу у щеголей и щеголих. А Елизавета Васильевна в этих принадлежностях светской беседы не нуждалась.

Вот что он мог сделать и сделал даже с некоторым удовольствием - заехал к кондитеру Апре и набрал там конфектов и бисквитов подороже. Такой гостинец, на его взгляд, был наилучшим. Опять же, в доме две молодые девицы, их нужно угощать конфектами. Анюта и Варенька…

Оказалось, что девиц-то как раз и нет - укатили к Суворовым. Супруга Александра Васильевича вскоре должна была разродиться, из дому не выезжала, вот и звала к себе подружек. А Елизавета Васильевна смотрела, как убирают гостиные, и собственноручно составляла букеты - к вечеру ждали гостей, в их числе и жениха Анюты, князя Голицына.

– Оставайтесь у нас, Николай Петрович, - сказала она. - Накормим не хуже вашего Потапа.

Это был даже не тонкий, а основательный намек: Потап умел готовить простые русские блюда и совершенно не желал учиться печь французские пироги. Княгиня уже предлагала как-то найти более подходящего повара, но Архаров как-то увернулся от заботы.

Лакомства, впрочем, она приняла благосклонно и тут же приказала варить кофей.

Архаров задал несколько светских вопросов, как если бы ему было любопытно, кто и кому наносил утренние визиты, а потом перешел к делу.

– Ваше сиятельство, давненько я в ваших гостиных графа Матюшкина с супругой не встречал.

– А вам угодно было бы, чтобы я их приглашала? - неожиданно резко отвечала княгиня.

Архаров дважды кивнул. Он знал, что после первых встреч с петербургскими знакомцами, исполненных радости, Елизавета Васильевна и князь угомонятся и увидят гостей такими, каковы они есть на самом деле. И прошло достаточное время - двор в Москве, почитай, уж полгода.

– Мы одного мнения об этой паре, - сказал он. - Но мне многое неизвестно. Говорят, графиня в молодости некие услуги ее величеству оказывала, за что ее величество графине долгое время покровительствовали…

– Но государыня с Анной Алексеевной исправно рассчиталась - замуж ее отдала. И, поверьте, отплата услуге по-своему соответствовала.

– Что же то была за услуга?

Княгиня неожиданно рассмеялась.

– Такая услуга, что теперь уже никакого ни смысла, ни значения не имеет. В ту пору, как государыня еще великой княжной была, а графиня Матюшкина - княжной Гагариной, повадилась сия княжна любовные билетики таскать от великой княгини к некому кавалеру.

Архаров даже подался весь поближе к Анне Васильевне. В свете мало что знали о зарождении нежных чувств между государыней и Григорием Орловым, передавали слухи - якобы княгиня Куракина уступила Екатерине Алексеевне статного и неутомимого красавца, однако точно никто ничего не знал - настолько участники той давней интриги ловко хранили тайну.

– Стало быть, госпожа графиня также руку к шелковой революции приложила? - спросил Архаров.

– Ах, Николай Петрович, нельзя вас в свет пускать! Как раз что-нибудь несообразное брякнете! - весело отвечала княгиня. - Тогда ее величеству и двадцати годочков, поди, не было, какая революция? А может, уже и стукнуло. И жила она под весьма строгим присмотром. А из придворных кавалеров несколько отличала графа Захара Чернышова. Он при дворе великого князя состоял.

– Это не тот ли Чернышов, что Берлин брал?

– Да, тот самый, президент нашей Военной коллегии. Но тогда и ему лет двадцать было, самые игривые годы. И вздумали они записочками перебрасываться. А княжна Гагарина в своих юбках те записочки переносила. Но никому про то не разболтала, потом уже выяснилось - Брюсше, что ли, государыня открыто рассказывала…

– Что ж ныне?

Елизавета Васильевна задумалась. Архаров уже довольно знал ее лицо: княгиня не вспоминала подробности, но решала: говорить - не говорить…

– Неспроста ведь спрашиваешь, сударь…

– Неспроста.

– Ну так вот что скажу - правда ли, нет ли, а слыхала краем уха, самым краешком… - княгиня показала пальчиком на ухо, обремененное довольно большой бриллиантовой сережкой. - Чересчур это семейство к Франции расположено и всячески старалось ей свою преданность показать.

– И французов они у себя привечают?

– Николай Петрович, про то Михайлу Никитича спрашивай. Слухи переность я не охотница.