Блуждающая реальность

Тагор учит, что, когда сгорит экосфера, сгорит сам Бог, ибо Христос вошел в экосферу и невидимо присоединился к ней через пресуществление – таково было великое видение Лошадника в моем романе «ВАЛИС». Таким образом, теперь Христос и экосфера – либо одно и то же, либо стремительно сливаются в одно, примерно как описывает Тейяр де Шарден в «Феномене человека». Однако экосфера не развивается в Космического Христа: Христос проникает в нее – именно так, как видел Лошадник и что его так поразило. Итак, Христос говорит к нам ныне: не только ради спасения человечества или отдельных людей, «избранных», но ради экосферы в целом, чтобы отвратить грозящую ей опасность. Это системная концепция, для которой в апостольские времена не существовало терминологии: она связана с неделимостью всей жизни на нашей планете, как если бы наша планета сама была живой. А Христос – и сома (тело), и психэ

(душа) этой коллективной жизни. Отсюда последнее утверждение Тагора, выраженное в его добровольных страстях и смерти: кто наносит раны экосфере, тот в буквальном смысле наносит раны Богу. Именно это макрораспятие совершается сейчас в нашем мире, но мы его не видим: и Тагор, новое воплощение Логоса в человеческой форме, говорит нам об этом и призывает остановиться. Если мы будем продолжать, то утратим Присутствие Божье, а в конечном счете и собственную физическую жизнь. Особенной опасности подвергаются сейчас океаны: Тагор говорит, что угроза им самая непосредственная. Каждая канистра радиоактивных отходов, сброшенная в океан, – это новый стигмат на страшно искалеченных, покрытых шрамами и ожогами ногах Тагора. Лошадник был в ужасе от вида этих ран, от увечий и страданий нашего Спасителя. Он не видел лица Тагора – лишь его трагически изуродованное тело; но в то же время (так он рассказывает) от Тагора исходила некая неописуемая сладость, «подобная музыке, и аромату, и цветам», – так он выразился в разговоре со мной. Обожженный, израненный, умирающий, Тагор тем не менее полон любящей красоты – красоты абсолютной, а не относительной. Это зрелище Лошадник никогда не забудет. Хотел бы я увидеть то же, что и он, но у меня нашлись более важные дела: посмотреть телевизор, поиграть в компьютерные игры. Словом, те мелочи, на которые мы тратим жизнь, пока экосфера, измученная, страдающая, в смертельной опасности, взывает к нам о помощи.

VI. «Экзегеза». Избранное

Все выдержки публикуются здесь впервые. Две из них Дик снабдил заглавиями – редкость для «Экзегезы» в целом.

«Новая модель реальности, уточняющая исторические модели, в особенности предложенные гностицизмом и христианством. Очерк в абстрактной форме»

, по утверждению самого Дика, написан вместе с его другом, писателем-фантастом К. У. Джетером в 1977 году. По воспоминаниям Джетера, идеи действительно выкристаллизовывались в ходе бесед между ними, однако писал Дик самостоятельно.

Последняя приведенная здесь выдержка – «Сверхскрытая (Непостижимая) Доктрина: тайный смысл великой системы мировой теософии, открываемый впервые» – на сегодняшний день самый крупный опубликованный отрывок из «Экзегезы». Он нетипичен для текстов «Экзегезы» тем, что отпечатан на машинке и по структуре напоминает законченную статью. Возможно, в нем Дик стремился подытожить свои открытия, так же как в «Космогонии и космологии», опубликованной в предыдущем разделе. Всерьез ли Дик дал своему труду такое заглавие? По всей вероятности, да. И в то же время издевался над собственными попытками постичь истину? И это наверняка.

«Экзегеза» создавалась как свободный бег мысли – каким только и может быть еженощный дневник, посвященный выражению самых глубоких (и постоянно меняющихся) мыслей о величайших и труднейших вопросах бытия. Его разумно публиковать в выдержках, поскольку в полном тексте «Экзегезы» много повторов, много навязчивого беспокойства о прошедших кризисных периодах в жизни, много тщетных попыток что-то нащупать, а иногда встречаются приступы ворчания и хандры. Но в лучших своих фрагментах полеты «Экзегезы» сквозь невозможные и все же возможные миры заслуживают внимания.

Из «Экзегезы»

(ок. 1975)