Ханс Дриш[228]
: «Моя душа и моя энтелехия – в сфере Абсолюта Одно». Только на уровне Абсолюта мы можем говорить о «психофизическом взаимодействии». Однако так понимаемый Абсолют превосходит все возможности нашего познания, так что «ошибочно, вслед за Гегелем, принимать за Целое сумму его следов». Все соображения из области нормальной умственной жизни подводят нас лишь к порогу бессознательного: лишь во сне и в некоторых анормальных психических ситуациях мы встречаемся с «глубинами нашей души»… Чувство долга указывает мне основное направление надличностного развития. Однако конечная цель остается неизвестной. С этой точки зрения особым значением для Дриша обладает история. На всем протяжении труда Дриша его ориентация остается, по сути, эмпирической. Следовательно, все аргументы, касающиеся природы конечной Реальности, неизбежно остаются гипотетическими. Начинается она с утверждения «данности» как следствия некоей гипотетической «основы». Ведущий принцип Дриша в области метафизики сводится к следующему: Реальность, которую я постулирую, должна быть составлена так, чтобы имплицитно постулировать весь наш опыт. Если мы способны помыслить и постулировать такую Реальность, то в нее войдут все законы природы, все истинные принципы и формулы наук, и весь наш опыт будет «объяснен» ею. А поскольку наш опыт есть смешение целостного (органической и психической областей) и нецелостного (материальный мир), сама Реальность должна быть такой, чтобы я мог постулировать дуалистическое основание своего опыта в его целостности. В сущности, мост… о черт. В сущности, ничто – даже сама предельная Реальность – не в силах перекинуть мост через пропасть между целостностью и нецелостностью. Для Дриша это означает, что либо у нас есть Бог и «не-Бог», либо дуализм внутри самого Бога. Иными словами, с опытно переживаемыми фактами согласуем или теизм иудео-христианской традиции, или пантеизм, в котором Бог непрерывно «творит себя» и превосходит свои предыдущие стадии. Сам Дриш считал выбор между этими двумя альтернативами невозможным. Однако он был уверен, что материалистический и механистический монизм не в силах объяснить мир («Энциклопедия философии», том 2).По-видимому, Бёме и… черт, лента кончается, не могу больше печатать, не то что думать. По-видимому, Бёме и Дриш говорят об одном и том же, как и все философы процесса (или богословы, как Уайтхед). Оба подчеркивают диалектическую сторону Бога: Дриш видит, как эта диалектика проявляет себя в истории. Почти наверняка это та же диалектика, что видел я во время откровений в марте 1974-го, и я готов признать: вполне возможно, что этот слепой, темный «злой игрок», против которого действуют благие и жизнеутверждающие элементы, может быть, как видит это Дриш, «ранними стадиями Бога». Вот что мне нравится у Дриша: в какой-то точке он говорит просто: «Не знаю». Я с ним, и уже давно; тоже просто не знаю. Бог создал все; зло существует как часть всего; следовательно, Бог – источник зла: такова логика, и в монотеизме избежать этого аргумента невозможно. Если мы постулируем двух (или более) богов и среди них одного злого, встанет другая проблема: откуда все они взялись? Впрочем, эта проблема существует и в монотеизме: допустим, бог только один, но он-то откуда взялся? Ответ: оттуда же, что и двое богов дуализма. Иными словами, на мой взгляд, эта проблема так же трудна для разрешения в монотеизме, как и в дуализме. Мы просто не знаем.
Если мы рассматриваем зло просто как более ранние стадии процессуального бога, которые он стремится преодолеть, – что ж, это отвечает моим личным откровениям и мне откликается. Мне показали, как работает все это в целом, но я не понял того, что увидел, словно это показали Мортимеру Снерду. И все же у меня было чувство, что я слежу за какой-то космической шахматной партией на двоих, где наш мир – доска, и одна сторона (та, что выигрывает) добра к нам, а вторая и не выигрывает, и не добра: она очень могущественна, однако слепа, и это ей мешает. Добрая сторона обладает абсолютной мудростью, абсолютно предвидит будущее и может рассчитать все ходы до конца игры, а слепой темный игрок на это не способен. Это видение внушало надежду. Каждый ход светлой стороны бил прямо в цель: без единой ошибки она одерживала верх над своим противником. Чего еще мог бы я просить от Предельного Видения Абсолютной Тотальной Реальности? Что еще мне нужно знать? Вот подсчет очков: у Зла – ноль, у Добра – бесконечность. На этом остановлюсь, успокоенный: исход борьбы очевиден.
Письмо о Тагоре
(1981)