Блуждающий огонек

Да лучше она пойдет по дороге босой и в лохмотьях, умирая от голода и усталости, но НИКОГДА не станет ни перед кем ломать шапку. «И те, кто однажды найдут на обочине дороги истощенный и истерзанный бродячими псами трупик княжны Шехонской, никогда не узнают, что хоронят в общей яме для бродяг княжну из рода Мономаха», — с мрачным юмором подумала Катя. И родители до конца своих дней останутся в неведении, какая судьба постигла их бесследно сгинувшую дочь…

Ну почему, почему Драгомир не позвал ее с собой? Насколько все оказалось бы проще! Она понимала, что с самого начала была обузой для парня, но в эту минуту упущенный выход из положения представлялся ей единственным не унижающим достоинства. И сердце сжалось от тоски, когда она вновь вспомнила о цыгане. В эту минуту он был так отчаянно близок и необходим ей, что на глазах едва не выступили слезы. И в мыслях был не поцелуй и крепкие объятия, а стойкое ощущение, что их свело друг с другом некое родство душ, что если когда-нибудь еще им суждено будет встретиться, он станет для нее близким другом и никогда, никогда не предаст ее…

Катя тихонько шмыгнула носом, прислушиваясь к ровному дыханию заснувших попутчиц. А ведь Драгомир даже спасибо ей не сказал, подумалось вдруг. Она знала, что ждать благодарности от цыган, — так же бессмысленно, как снега посреди лета, но все равно обида чувствительно царапнула сердце. Можно было сказать, что они квиты, но что могло сравниться с риском, которому подвергалась она, выручая его?

«Да ведь он попал в беду, пытаясь помочь тебе!» — возразил внутренний голос. Да, с этим не поспоришь. Ну что ж, значит, все-таки, квиты…

И это была ее последняя мысль перед тем, как погрузиться в сон.

Но и в сновидениях тревоги и страх не оставляли Катю. Она увидела Драгомира ясно, словно наяву. Цыган держал ее за руку и смотрел на ладонь, печально качая головой. «Что? — спросила она. — Что ты видишь?». «Ничего, — ответил Драгомир, отпуская ладонь. — Ничего, что могло бы спасти тебя и тех, кого ты любишь…» Его фигура начала таять в воздухе, еще мгновение, и он исчезнет. Катя пыталась окликнуть его, но не могла издать ни звука. Но когда его силуэт развеялся и не осталось ничего вокруг, кроме давящей, беспросветной тьмы, она снова услышала его далекий, словно принесенный эхом голос: «Берегись мертвой невесты…»

* * *

Кате показалось, что она только-только закрыла глаза, когда хлопанье двери, крики и шум вырвали ее из забытья. Но в окна уже светило солнце.

— О Дева Мария, — приподнявшись на локте, вздохнула Габриэла.

Оршола села на постели, протирая сонные глаза, и обернулась в сторону Кати, словно желая убедиться, что «самозванка» на месте. Та ответила ей холодным взглядом и выбравшись из-под одеяла, принялась приводить себя в порядок. В комнату влетела горничная баронессы:

— Барыня, что творится-то! Цыган сбежал! Ямщик наш барышню требует, — она боязливо кивнула на Катю, — говорит, что это она во всем виновата…

— Ничего, подождет, — отозвалась Габриэла, прикрывая ладонью зевающий рот. — Впрочем, давай одеваться, все равно пора ехать.

Не обращая на них внимания, Катя вышла из комнаты и нос к носу столкнулась с озверевшим ямщиком, за спиной которого, безрезультатно пытаясь утихомирить его, топтался смотритель.

— Цыган где? — сипло выкрикнул ямщик при виде девушки и затряс огромными кулачищами у нее перед лицом. — Я ж говорил, что подельница! Ключи украла, да выпустила!

— Еремей, — смотритель дергал его за рукав, но ямщик только отмахивался, продолжая наступать на девушку и орать. — Да угомонись же ты! Никто того не видел, не докажешь!

Похоже, эпизод ночной встречи в старческой памяти не остался. Но Кате его заступничество было ни к чему. Доказывать свою невиновность она не собиралась, — меньше всего ей хотелось подвергать опасности репутацию баронессы. Молча обойдя ямщика, она приблизилась к конторке, сняла с пальца кольцо и положила на столешницу.

— Этого хватит? — холодно спросила она.

Ямщик смолк, точно захлебнувшись. Подошел ближе и глянул на украшение.

Золото стоило недорого, и возраст его не имел значения — ценить антиквариат пока не научились. Но вставленный в оправу перстня крупный, овальной формы изумруд-гемма, был хорош. Тем более, что своих изумрудов Россия не имела.[1] И Катя прекрасно понимала, что один такой камешек стоит небольшого табуна. Но для нее ценность этого кольца заключалась совсем в другом, и расстаться с ним было очень трудно. Но что делать? Крестиком тут не обойтись.

Ямщик заграбастал кольцо, повертел его в руках и посмотрел камень на свет. Осталось еще на зуб попробовать, как фальшивую монету, подумала Катя и непроизвольно сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Видеть этот перстень в чужих руках, в руках ненавистного ей, грубого мужлана, было невыносимо. Кашлянув, подошедший смотритель не без интереса уставился на кольцо.

— Тоже, поди, украла, — проворчал ямщик, исподлобья глянув на девушку.

— Да как ты смеешь! — вспыхнула Катя.