Боевые асы наркома

– Что это вы, ребята, так напряглись? Шуток не понимаете? – Буторин поморщился и сел, прислонившись спиной к стене.

– При тебе были документы, – продолжил очкастый. – Я не первый день на свете живу. Знаешь, как это называется? Разведданные!

– Ну? – Буторин с интересом смотрел на мужчину.

– И это сведения о Красной армии на участке фронта в районе Белгорода. Откуда у тебя эти документы? Как они к тебе попали?

– Слушайте, если вы серьезные люди, то понимаете, что я в ваших руках, и если вы хотите реального сотрудничества, а не словоблудия вокруг да около, то скажите, кто вы такие и какого хрена вы меня сграбастали там на улице. Хорошо?

– Украинская повстанческая армия, – торжественно и почти с гордостью произнес очкастый. – Я окружной командир, меня зовут Артем Козорез.

– Значит, я на твоей территории? – понимающе кивнул Буторин. – И раз ты меня так допрашиваешь, то гнались за мной не твои люди. Ладно, теперь таиться нечего. Итак, понятно, что вы из ОУН. Я вам многого рассказать не могу, потому что я рядовой боец, а группа моя погибла. И командир погиб. И кому передать эти документы, я не знаю. Мы пытались прорваться в Полтаву, там нас ждали, но группа погибла, и я смог дойти только до Харькова. А эти документы наши люди захватили на передовой или в тылу у Красной армии. Я был в группе прикрытия, мы приняли пакет и стали уходить.

– У вас такая железная дисциплина или такое недоверие к своим бойцам, – с сомнением произнес Козорез.

– Я не могу ничего сказать. Я получил приказ, о большем мне никто не говорил. А ты сам бы стал лишнего говорить рядовым бойцам? А обманывать тебя мне нет никакого резона. Документы все равно в твоих руках, кем бы ты ни был. Так что либо напрасно погибли мои товарищи, либо ты используешь эти документы, передашь их своему начальству. В конечном итоге все мы сражаемся за Украину.

– Хорошо рассудил и хорошо сказал, – кивнул Козорез. – Как тебя зовут?

– Зови меня так, как звали в отряде, – Брат.

– Хорошо, Брат, отдыхай, а я займусь твоими бумагами. Наведу справки о тебе и твоей группе. Может, кто и выжил. Переправить тебя в Полтаву?

– Мне все равно. – Буторин пожал плечами: – Я человек одинокий, дом мой сгорел, так что все равно где воевать, все равно где помирать. Где прикажут, там и буду.

Максим проснулся, когда солнце было уже высоко. Запах прошлогоднего сена щекотал ноздри, сквозь толщу небольшой копны пробивалось утреннее солнце, которое уже согревало и ласкало кожу лица. Эту ночь Максим провел в копне сена и впервые за две недели выспался. Спешить ему сегодня было некуда. Движение по дороге начиналось в девять часов утра. Сегодня, прежде чем попасть в Харьков, он хотел изучить ситуацию на дорогах, понять, как ведут себя немцы, как ведут себя полицаи, какова вообще обстановка.

Документы у Шелестова были надежные, и ему предстояло разыграть нешуточный спектакль. Он должен был, ни много ни мало, проникнуть в харьковское отделение ОУН, в самый центр. Платов очень хорошо подготовил операцию, теперь не спешить, не подвести руководство, не сорвать задание. Прислушиваясь к пению лесных птиц, Шелестов стал потихоньку выбираться из копны и смахивать с себя остатки сена. В город он должен войти в приличном внешнем виде, иначе на него обратят внимание немцы. Проверив карманы, убедившись, что ничего не выронил, Максим вышел на опушку, чтобы найти ту лесную дорогу, которая выведет его к окраине города. И сразу услышал скрип тележных колес и всхрапывание лошади.

Ситуация глупейшая! Рядом ни одного приличного куста, за которым можно спрятаться, ни одного овражка. А за спиной открытое пространство поля до самой дороги. Телега была уже близко, она вот-вот покажется из-за поворота дороги. Шелестов уже даже различал мужские голоса. Хорошо, что мужчины говорили по-русски, он отличал их характерный для этой местности южнорусский говор. Хоть не немцы!

Большой старый дуб на опушке бросился в глаза. Шелестов заметил, что почти половина ветвей дуба сухие и вокруг полно осыпавшейся коры. А ведь там, сзади, может быть дупло или подрытые корни. Выбирать было некогда и не из чего. И Максим бросился к дубу. Он успел забежать за дерево, увидеть, что ствол прогнил на высоту почти двух метров и середина его превратилась в труху. Вполне можно втиснутся в эту нишу в дереве, не торчать посреди редколесья или поля.

«Ничего, проедут, и я двинусь дальше, – говорил себе Шелестов, прислушиваясь к голосам и другим звукам. – Собаки бы у них не было!»