После той вспышки страсти в крепости, лихорадочных признаний, я всё время думал об Ассоль. О том, как замечательно было её целовать, чувствовать её тело, и… О том, с какой легкостью она убивала. Я так и не спросил, кто она.
…Почувствовал, как по телу шарят руками. Пальцы жесткие, умелые. Усилием воли сдержал крик. Показалось — я снова в душегубке, и это охранники… Чужие руки убрались, я перевел дыхание, но остался неподвижен. Только чуть приоткрыл глаза. Над стариком склонилась хищная тень. Если он проснется — скорее всего, погибнет. Я прыгнул.
Упав на пол, мы заворочались в тесном пространстве между кроватей. Высвободив одну руку, я врезал чужаку в челюсть, тот обмяк. Пахло от него потом и чем-то пряным, похожим на шафран. Я взглянул на старика. Тот успокаивающе махнул рукой.
Кивнув, я поискал, чем бы связать пленника… В конце концов, заткнули рот полотенцем, руки и ноги обмотали поясами от халатов, висевших в душевой. Закончив, запихали его под кровать. Я шепнул старику:
— Скроемся по-тихому.
На улице благодать. Поют соловьи, стрекочут цикады, где-то далеко лениво гавкнула собака… Ни одного огонька: деревня спит.
Порыв ветра принес еле заметный запах шафрана… Толкнув Кидальчика, я бросился на землю. Плечо обожгло. Лежа под столом, за которым мы еще недавно так вкусно ужинали, я пытался понять, откуда прилетел нож.
Вдруг со всех сторон полетел захлебывающийся лай, затем — пронзительный вой сирен, крики людей, затрещали выстрелы… Вспыхнули прожектора.
Прижимая рукой пульсирующее кровью плечо, я горько усмехался. Есть такая поговорка: «Если хочешь, чтобы Господь посмеялся, расскажи ему о своих планах»…
— Дядь Саш, вы как?
— Жив. К несчастью.
— Почему же к несчастью? — дыхание спирало от боли.
— Устал я. Только расслабился, подумал: — всё, отбегался, пора на покой… Почему у вас такой сдавленный голос?
— Меня зацепило. Ножом.
— Азохн'вэй! Куда?
— В мякоть. Ничего страшного.
Он уже был рядом и ощупывал мою руку твердыми пальцами.
— Встать можете? А идти? Сознание не теряете?
— Разве что от страха… Плохой из меня чудесник. Так легко попасться!
— Пхе! Целились-то, поди, в сердце! А всего-навсего мышцы порезало.
— Ой, вы меня так успокоили… Как там Ассоль?
— Очень надеюсь, спит. — неуверенно предположил старик.
— С чего бы мне спать, когда здесь такая развлекуха?
— Дитя моё! С вами всё в порядке? — Кидальчик, смешно оттопырив тощий зад, пополз к ней.
— Да. Можете вставать. Всё кончилось.
— Что это было? — я с трудом сел, прислонившись к ножке стола. Плечо болело всё сильнее.
— Эй, тебя что, ранили? — сколько удивления и страха было в её голосе…
— Всё нормально.
Она уже была рядом, с беспокойством заглядывая мне в лицо.
— Ты же — неубиваемый! Мы же по минному полю шли! Как же так?
— Вот и я говорю…
Я повалился на бок, виском в черную, рыхлую землю. Перед глазами колыхались темные травинки. Пение цикад становилось всё оглушительнее, в голове нарастал шум. Прикрыл глаза, всего на минутку… но тут где-то над ухом загрохотало.
Оцепенение сняло как рукой. Я попытался вскочить. Взрыв! На фоне черных веток деревьев полыхнуло огненно-оранжевое, Ассоль пригнула мою голову. Рядом, молитвенно прижавшись лбом к земле, скорчился Кидальчик.
Когда схлынула взрывная волна, Ассоль вскочила, и потянула меня за собой.
— Куда? — прохрипел я.
— Подальше отсюда!
Здоровой рукой подцепив за шиворот старика, я поднялся на ноги, голова закружилась. Черт… Плечо бы перевязать. Понемногу цветные пятна перед глазами рассеялись, я выпрямился, но тут раздался еще один взрыв — немного дальше. Не удержавшись, я снова упал, Ассоль присела рядом. У Кидальчика глаза были совершенно белые. Он что-то бормотал на иврите, комкая в кулаке ворот белой рубахи.
Ассоль подползла к нему, встряхнула и заглянула в лицо. Старик слегка улыбнулся, провел рукой по волосам девушки. Не иначе, помирать собрался…
— Нападение! — казалось, он был в панике. — Немыслимо! Чтобы здесь, в самом сердце…
— Нужно это остановить! — закричала Ассоль.
— Они могут быть уже далеко… Бомбы с дистанционными взрывателями… — Кидальчик сел, привалившись к стволу дерева. — Лишь бы никто не пострадал! Тут же дети… Это я виноват…
Скрипнув зубами, я отвернулся. Рукав полностью промок, рубашка противно липла к коже. Я совершенно не представлял, что делать, куда бежать — да и есть ли в этом смысл… В чужой стране, вместе с выбившимся из сил стариком и девчонкой-киллером…
Тарахтели автоматы, надрывались сирены, деревня то и дело озарялась вспышками света. Но на нашем пятачке почему-то сохранилась спасительная темнота.
Ассоль присела рядом и стала на ощупь исследовать мое плечо. Я сжался в ожидании новой боли, но её прикосновения были легки, как крылья бабочки. Через минуту боль отступила. Острый крюк, терзавший внутренности, тоже исчез и стало легче дышать. Я немного расслабился.
— Как ты это сделала? — она только улыбнулась.