Богатая белая стерва

Она встала и направилась, шагая механически, в соседнюю комнату. Ави последовал за ней. Она открыла какой-то ящик и вытащила пачку купюр. Ави положил купюры в карман.

— Мне нужно еще какое-нибудь оружие. Нет, наверх мы не пойдем. Что у него здесь есть, то я и возьму. Тут в каждой комнате есть пушки, наверняка.

Она молча подвела его к письменному столу в углу. Ави открыл ящик, а затем второй. Во втором оказался автоматический пистолет-пулемет системы узи, с тремя запасными обоймами. Ави все это взял и велел вдове идти обратно в столовую.

— Сядь, — сказал он мрачно.

Она подчинилась. Ави тоже сел, положил узи на стол, придвинул к себе тарелку Франка, и молча некоторое время ел лазанью. Не глядя на вдову, он поднял ее бокал, выпил до дна, и продолжал есть. Минут через десять он почувствовал, что насытился.

— Хорошая лазанья, — сказал он не глядя на нее и поднялся на ноги. — Надеюсь мы больше никогда не увидимся. Ради тебя очень на это надеюсь. — Он бросил взгляд на труп. — Он был подонок, — сдвинув брови сказал он, скорее констатируя факт, чем пытаясь обнадежить вдову. — Тебе без него будет лучше.

Взяв со стола узи, он вышел.

Спокойным шагом вошел он в просторный вестибюль и выстрелил в телохранителя, стоявшего у главного входа, который не среагировал просто потому, что был чрезвычайно удивлен появлением постороннего в доме. Отперев дверь, Ави дал очередь, и двое оставшихся гардов, которые в этот момент бежали, как бесстрашные львы, ко входу, упали. Затем он прошел к главной калитке, наверняка зная, что никакие камеры проход его не запишут. Контрольная комната на верхнем этаже дома молчала, разгромленная, все пленки и все записывающие устройства были уничтожены.

VII.

— Пожалуйста, не нужно придавать этому большого значения, — сказал мужчина.

— О, да? — сказала женщина. — Ты думаешь, я собиралась?

— Это я интуитивно почувствовал.

— Хорошо. Объясни, почему я не должна придавать и так далее.

— Потому что это не чувство вины или еще какая-нибудь глупость. Просто я озабочен состоянием моей репутации.

— Ты имеешь в виду, — сказала она, — что тебе хотелось бы, чтобы другие думали…

— Ну, ну?

— Что под разящим, нетерпимым, безжалостным фасадом, к которому ты нас всех приучил, скрывается нежное, ранимое сердце, и что настало наконец время всем это заметить.

— Что-то вроде этого, — признался он серьезным тоном. — Я устал от плохо скрываемой враждебности, которую встречаю на каждом шагу каждый день. Многим нравится, они ради этого живут. А я — нет.

— И, стало быть, — сказала она, — спасти музыканта от безвестности как раз и подойдет, как средство спасения твоего публичного образа. Очень умно. Очень ты изобретательный.

— Поменьше сарказма, — сказал он. — Может, он и не блистательный исполнитель, но он — подойдет. Он — настоящий.

— Что сие означает? — спросила она.

Он помедлил перед тем как сказать:

— Я только что освободился от груды холстов, которые мой дед приобрел после войны. Они просто торчали в подвале, собирая пыль. Авторы давно забыты. Картины скучные и уродливые. Большинство людей хранит этот хлам, надеясь что когда-нибудь кто-нибудь вспомнит о них, но, думаю, если цена на них и поднимется, то только из-за их археологической, а не эстетической, ценности. Кто-нибудь через десять тысяч лет захочет вдруг воссоздать более или менее правдивую картину нашей цивилизации — на основе абстракционисткой мазни. У моего деда не было видения — он вполне мог купить вместо этого хлама пару холстов Рембрандта — хорошая живопись продавалась очень дешево после войны. Ну так вот — пианист реален, он настоящий. Может из него и не получится следующий Гилельс или Пеннарио, но — он есть, и он делает дело, в отличие от мошенников, которые нынче повсеместны. Составить ему протекцию, продвинуть его — никаких сложностей я не предвижу в данном случае.

— Ты кого пытаешься убедить, себя или меня? — спросила она.

— Слушай, я не пытаюсь… убедить… Что-то подсказывает мне, что я на верном пути. Это нужно сделать.

— На твоем месте я не поверила бы этому твоему подсказывателю. По совершенно очевидным причинам.

— Все что требуется от тебя лично, — сказал он, — это позвонить.

— Сделаю, с одним условием.

— Да?

— Не приводи, пожалуйста, своих дружков в мой дом. Сделаем ему пробный смотр, и если окажется, что он достаточно хорош, можешь продолжить у себя. Мне твои дружки не нравятся.

— Условие принято, — сказал он. — Звони.

— Прямо сейчас?

— Да. Сейчас.

Женщина протянула руку и взяла трубку.

ГЛАВА ПЯТАЯ. БОЛЬШАЯ ЛИГА

I.

По прибытии в офис Дебби Финкелстайн нашла на своем столе груду листов с телефонами и именами звонивших. Она быстро определила, на какие звонки нужно ответить немедленно, а какие могут подождать.