Я отступила на шаг от Сэма, забыв о своем состоянии, и меня захлестнул мрачный поток ярости.
— Вы кровавый нацист! — закричала я. — Вы еще увидите, как я восторжествую над Корнелиусом! И скажите ему, что до самой своей смерти он не дождется от меня ничего хорошего!
Оставив его ошеломленным и лишившимся дара речи посреди вестибюля, я вышла из «Савоя» с гордо поднятой головой. В жилах моих все еще клокотал гнев.
К тому времени, когда я вернулась домой, я понимала, что поступила достаточно патриотично, но недостаточно разумно. Мне следовало продолжить разговор с Сэмом, чтобы выяснить, что намерен был сделать Корнелиус в случае моего отказа от его предложения. Однако инстинкт подсказывал мне, что Сэм не сказал бы больше ничего, даже если бы я пригласила его к себе в постель. Он доказал полную верность своему собственному фюреру уже давно, еще в Бар Харборе, и я понимала, что эта верность непоколебима и неподкупна.
Я внимательно всматривалась в фигуры на воображаемой шахматной доске. Планы Корнелиуса в отношении Стива разгадать было нетрудно. Он хотел отомстить ему не только за оскорбление Эмили, но и за тот ущерб, который причинил Стив отделению на Милк-стрит, когда ушел из банка «Ван Зэйл». Планы Корнелиуса в отношении меня поддавались расшифровке труднее, но, несмотря на все протесты Сэма Келлера, я была уверена в том, что они враждебны. Как допускал и Сэм, дело могло быть в моих деньгах, которыми я поддержала Стива, и я сомневалась в том, чтобы Корнелиус легко мог это мне простить. И все же я не могла себе представить, что именно он мне готовил. Его предложение включить меня в бизнес было несомненно частью плана мести Стиву, но было трудно представить себе последующие действия Корнелиуса, когда его мстительные амбиции были бы удовлетворены.
Я снова и снова возвращалась к изучению характера Корнелиуса, но, когда почувствовала себя одинокой, с завязанными глазами в темном доме, под угрозой насилия, я смешала джин с французским вином и позвонила в лечебницу, чтобы узнать, пускают ли к Стиву посетителей.
Доктор был симпатичным человеком. Он сказал мне, что Стив хорошо поправляется, и что я могу рассчитывать на полчаса следующим утром.
Я выпила еще, посмотрела на поданный мне обед, попыталась было послушать радио и кончила тем, что снова взялась за томик Теннисона. Это была антология, когда-то давно подаренная мне Полом. Обычно я держала эту книгу в Мэллингхэме, но после того, как вновь открыла для себя поэзию Теннисона, взяла ее с собой в Лондон. Я долго не отрывала глаз от надписи, сделанной Полом на форзаце, а потом открыла страницу, на которой были напечатаны приведенные им стихи.
Как прекрасна, наверное, была жизнь в викторианские времена, когда все войны были мелкими, а Англия неприступной! У меня вырвался ностальгический вздох, и я вспомнила о том, что в «Возмездии» описывалось, как один небольшой английский корабль сражался с целым флотом испанских галеонов.
Я нащупала сигарету и закурила. В доме царила тишина. И я стала читать дальше.
Я оторвалась от книги, не в силах больше смотреть на эти строки. Закрыв ее, я, охваченная тревогой, долго ходила по дому, в конце концов, улеглась в постель и погрузилась в тяжелый сон, а едва над Лондоном забрезжил рассвет, уже пила кофе.
В девять часов я позвонила в Норидж Джеффри и попросила рекомендовать мне частное сыскное агентство, а в десять уже платила там аванс. Поручив детективу следить двадцать четыре часа в сутки за Сэмом Келлером, я зашла в «Форсман», чтобы купить Стиву коробку его любимого печенья, и отправилась к Хэмпстед.
Проехав половину Эдгар Роуд, шофер сказал мне:
— Мадам, мне не хотелось бы нас тревожить, но за нами следят.
Я удержалась от того, чтобы обернуться к заднему окну.
— Какая машина?
— Один из этих маленьких «фордов», мадам. По-моему модель тысяча девятьсот тридцать пятого года.
Я подумала о том, услугами какого сыскного агентства воспользовался Сэм Келлер.
— И давно он за нами едет?
— Он торчал за мной уже в Сити, когда я ожидал вас.
Нанятый мною детектив был в Феттер Лэйне.
— Хорошо, — сказала я. — Отделайтесь как-нибудь от него, Джонсон. Не терплю, когда суют нос в чужие дела.