Боги Гринвича

Кьюсак не мог отличить экспрессионизм от импрессионизма. Но судя по колоссальному количеству работ, он предположил, что здесь представлены все «измы» западной цивилизации. Скорее всего, любой из этих картин хватит на покрытие его месячного платежа в семнадцать с половиной тысяч, да еще и сдача останется.

Джимми читал статьи о Сайрусе Лизере: крутой парень из Адской Кухни теперь регулярно появлялся на аукционах «Сотбис». Арт-сообщество уважало Лизера за ловкость, с которой он опознавал и вылавливал новые таланты. Кьюсак хотел взять хотя бы один курс истории искусств, чтобы протянуть мостик между мирами денег и вкуса. Но вместо этого он сосредоточился на математике и экономике; для удовольствия остался только случайный курс английской литературы.

— Сай, — протянул руку Лизер.

— Джимми Кьюсак.

Оба мужчины впервые встретились лицом к лицу. Сай напоминал Джимми его бывших соседей, ирландских католиков; вот только Микки и остальные парни не имели ничего общего с финансами. Все они либо на том свете, либо штампуют автомобильные номера в тюрьмах.

Кьюсак не понимал, как толковать магнетическую улыбку Лизера. Он ожидал испытания. Сай должен был выискивать его ахиллесову пяту, трещину в броне уверенности, чтобы узнать, как Джимми справляется с нажимом. Сай должен был сосредоточиться на том маленьком фиаско Джимми, которое носило имя «Кьюсак Кэпитал».

— «Имбирный» или «Мэри-Энн»?

— Простите? — переспросил Кьюсак, погружаясь в светло-бежевое кресло. Мягкое кожаное сиденье, потертое, оттенка старых денег, прогнулось под его весом. Он сразу позабыл о девятнадцати градусах.

— Вы слышали. «Имбирный» или «Мэри-Энн»?

— «Мэри-Энн».

Интересно, не ожидал ли Лизер чего-нибудь заумного.

— Я-то имбирный человек, — рассмеялся Сай. — Нет ничего глубже «Джиллигас Айленд».[13]

Кьюсак так широко улыбнулся, что исчезли кривые морщинки в уголках рта:

— Думал, вы начнете меня терроризировать.

— Все это дерьмо ставит людей на грань, — ответил Лизер. — Так им в голову не залезть.

— Мне нравятся ваши картины, — решился Кьюсак, делая приятное Лизеру и перехватывая инициативу.

Еще один совет из книг: контролируй разговор.

— Вы коллекционер?

— Нет. Но знаю, что вы пользуетесь уважением в мире искусства.

— Уважения заслуживает Стиви Коэн. Я бы отдал что угодно за его Мунка.

В голосе Лизера ясно слышались улицы Нью-Йорка, отрывистый ритм, как двойной удар по боксерской груше.

— Что еще бросается в глаза?

— У вас очень красивые дочки, — указал Кьюсак на фотографию близняшек.

— Да, так я их себе представляю.

— В каком смысле?

— Они уже подростки, но для меня навсегда останутся малышками.

«Он прошел бы пробы на запах, которые делает Эми».

— Итак, Джимми, — начал Лизер, — почему вы выбрали Колумбийский, а не Гарвард?

— Потому что «Народная Республика Кембриджа» — это семь квадратных миль, окруженных реальностью. По крайней мере, так считают в Сомервилле.

— Неплохо, — отметил Лизер. — Расскажите о своем хедж-фонде.

Кьюсак поерзал в кресле, сердце зачастило.

— Но, прежде чем вы ответите, Джимми, скажу начистоту.

— Да?

— Я едва не погорел в 2000-м. Я сделал выводы — и уверен, что вы тоже.

— Кратчайшим путем к успеху была «стадная торговля» в «Голдмане», — ответил Кьюсак, уходя от слишком личных откровений. — Я основал компанию, чтобы оторваться от толпы.

Он знал настоящий ответ. Призрак «Кьюсак Кэпитал» грыз его каждую минуту, каждый день. Но он всегда помнил об осторожности. В голове Кьюсака слышались слова отца, Лайэма, о его сантехнических работах. «Джимми, я управляю собственным бизнесом. И ты должен делать то же самое. Неважно, выиграешь ты или проиграешь. Попытаешься ли ты, вот в чем вопрос».

— Не поймите меня неправильно, — продолжал Кьюсак, — «Голдман» — Перрис-Айленд финансов. Великолепная тренировка.

— Да, возможно. — Сай откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову, сравнение с тренировочным лагерем морпехов не произвело на него впечатления. — Почему лопнул ваш фонд?

— Банковские инвестиции. Я потерял тридцать процентов, когда меня бросили инвесторы.

— Наша контора хороша одним, — холодная улыбка Лизера могла заставить любого конкурента потянуться к воротничку. — Мы зарабатываем деньги. Я беру людей, которые не могут позволить себе проиграть.

— Вот поэтому я здесь, — ответил Кьюсак, наклонившись вперед.

— Почему вы не перезапустились?

— Что вы имеете в виду?

— Почему не начали заново? Джон Меривезер прогорел с «Лонг-Терм Кэпитал».

— А теперь управляет тремя миллиардами неподалеку отсюда, — согласился Джимми.

— Где еще можно потерять четыре миллиарда и мягко приземлиться? — весело заметил Лизер.

— Глубокие карманы в помощь.

— Джимми, сколько вы потеряли?

— Примерно шестьдесят миллионов. Вот почему я не могу позволить себе проиграть.

«Особенно если главным инвестором был мой тесть».