Боги Гринвича

— Я думал, «ЛиУэлл Кэпитал» никогда не теряет деньги.

— Все когда-нибудь случается впервые, — ответил Кьюсак.

— Звучит так, словно вам безразлично, вложу ли я деньги в вашу фирму.

Инвесторы часто связывали равнодушие с процветанием. И пока Кьюсак заслуживал «Оскара» за лучшую мужскую роль. Он изображал успех и играл роль одного из гринвичских богов. Он ничем не выдавал свой внутренний разлад, свое напряжение, которое становилось все сильнее и сильнее, будто музыка приближающегося волынщика. Покажи клиенту, насколько он тебе нужен, и наверняка его спугнешь.

Пришло время сделать следующий ход. Кьюсак наклонился вперед и встретился взглядом с Даркином.

— Грэм, не поймите меня неправильно. Я хочу, чтобы вы стали нашим клиентом. Но если правильно начать, мы будем работать вместе долгие годы.

Вот так. Кьюсак предложил порядок действий. Теперь ход Даркина.

— Джимми, хотите перекусить?

— Да. В поезде не съел ни кусочка.

— Хорошо, — ответил Даркин. — Пойдемте, перехватим по бургеру. А за обедом расскажете остальное.

— Отлично.

— Один вопрос.

— Да?

— У вашей фирмы неприятности?

— Что вы сказали? — озадаченно переспросил Кьюсак.

— Джимми, сделайте себе одолжение и никогда не играйте со мной в покер.

В «Кэпитал Грилл» Кьюсак и Даркин набросились на чизбургеры. Грэм обозвал их «слишком толстыми», поскольку никому не удавалось поймать весь бекон, вырезку, сыр и перечно-луковый соус. Хотя это не имело значения. Оба мужчины подбирали кусочки картошкой фри.

— Мой бургер, — заметил Даркин в перерыве между глотками, — мог бы заставить парня вроде вас навсегда позабыть про суши.

— Вы еще скажите, что я фанат «Янкиз», — запротестовал Кьюсак.

За обедом оба оставили в стороне «ЛиУэлл Кэпитал». В основном они обсуждали ProShares Short Dow30. Дурацкое и мутное название для публичного фонда, зато величайший биржевой код всех времен.

Акции с биржевым кодом DOG падали, когда индекс Доу-Джонса шел вверх. Поднимались, когда Доу падал. А последнее время DOG вообще был вне конкуренции, их акции росли день ото дня.

На обсуждение ушло минут тридцать. Потом Даркин вернулся в свой офис, а Кьюсак направился к железнодорожному вокзалу. С гавани дул влажный бриз, застилая дымкой серое летнее небо над центром Провиденса. Прочные кирпичные здания, в основном начала XVIII века, бросали вызов разрушительному действию времени. Эти дома восхваляли мастерство давно ушедших дней. Но Кьюсаку было не до обзорных экскурсий. Он анализировал обеденный разговор и думал, что скажет его босс.

Долго ждать не пришлось. Зазвонил телефон. На линии был Сай.

— Джимми, как дела?

— Хотите хорошие новости или плохие?

— Начни с плохих.

— Грэм не станет инвестировать, — отчитался Кьюсак, — пока не узнает побольше о нашем хеджировании. Он употребил слово «прозрачность».

— Скажи ему, пусть купит рулон гребаной пленки для бутербродов. А хорошие?

— Сай, он хочет приехать в Гринвич.

— И что?

— Он клюет, — пояснил Кьюсак.

— Он обязан клюнуть. Ты показал ему нашу прибыльность?

— Дело вот в чем, — продолжил Кьюсак. — У него в офисе не закрывается дверь. В нее ломятся все. «Морган», «Голдман», кто угодно. Мужику нужна здоровая бита, чтобы отмахаться от них. Но он все же хочет приехать к нам. Это ведь неплохо, верно?

— Ладно, — смягчился Лизер. — А почему ты не пригласил его на мою вечеринку в МСИ?

— Не обижайтесь, Сай, но я бы предпочел, чтобы он приехал к нам в офис и сосредоточился на бизнесе.

— Оба пойдут. Попроси его остаться в городе в четверг, и тогда мы встретимся на следующий день.

— Хорошая мысль.

— Твой тесть будет в МСИ?

— Сай, я работаю над этим.

— Ты начинаешь меня злить. Ты сказал…

— Я сказал, — оборвал его Кьюсак, — что доставлю вам Калеба в течение сентября. Все идет по плану.

— Надеюсь, — отрезал Лизер и отключился.

Что-то здесь не так. Последние четыре часа Кьюсак старался сохранить спокойствие и не совершить смертного греха продаж — показать клиенту, как он тебе нужен. И вот его босс демонстрирует свою одержимость Калебом Фелпсом. Кьюсак задумался было, но его телефон снова зазвонил.

«Ну, кто на этот раз?»

— Сегодня твой счастливый день.

Обычно бостонский акцент возвращал Кьюсака в те дни, когда трое братьев обжирались «Гудсиз», маленькими стаканчиками ванильного и шоколадного мороженого, к которому прилагались плоские деревянные ложечки. Но теперь этот акцент заставлял вспомнить о Шэнноне и досадной стычке в кабинете Лизера. А еще — о предостережении Дэрила Ламоники. «Остерегайся Грека».

— Что случилось, Гик?

— Ты в Провиденсе?

— Откуда ты знаешь?

— Позвонил тебе в офис. У меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

— «Ред cокс» на выезде до следующих выходных.

— Мое предложение лучше «Сокс» против «Янкиз».

— Очень высокая планка, — ответил Джимми. — Ты можешь потерять доверие, если предложение не пройдет.

— Мы вечером отправляемся в казино.

Кьюсак почувствовал себя так, словно невинное слово «казино» было грязным ругательством.

— Я не могу, — вырвалось у него прежде, чем он успел подумать.

Джимми едва не сказал: «Я не могу позволить себе такое дерьмо».