Боги Гринвича

— Брат, я не смогу изменить то, что ты сделал. Я не могу вернуть твои деньги или уберечь тебя от тюрьмы. Но в одном я уверен. Я не стану сидеть и смотреть, как ты хнычешь над рюмкой текилы. Ты будешь работать на меня. И начнешь сейчас. Прямо сейчас, — заорал Сигги, — начнешь поступать как мужчина!

По привычке Олавюр едва не поднял его на смех. Сигги был человеком со вкусом. Он никогда не демонстрировал ни властность, ни силу. Но во время той аферы с Рафаэлем его троюродный брат был холоден как лед.

— О чем ты говоришь?

— Мне нужна твоя помощь.

— Какая?

— Я получу счет, — ответил Сигги, — и потом мы купим тебе билет.

— Куда?

— В аэропорт Кеннеди, — заявил арт-дилер. — Мы собираемся в Нью-Йорк.

— Зачем?

— Встретиться с моим клиентом, — сказал Сигги, изучая покрытое пятнами лицо брата. — Ты не поверишь, чем она занимается.

— И в чем заключается наша работа?

— Поразить Сая Лизера в ахиллесову пяту.

Пораженный Олавюр смотрел на троюродного брата с трепетом и значительной долей новообретенного восхищения.

В 11.59 Кьюсак надел гарнитуру: она выглядела убедительнее обычного телефона. Затем нажал кнопку и прошелся по кабинету. Он собирал силы для самого странного звонка за всю свою карьеру. Разговор начался с вопроса:

— Бадди, кто будет представлять «Нью-Джерси Шит Метал»?

В следующие пятнадцать минут Кьюсак кивал и жестикулировал. Он ходил взад-вперед по своему кабинету, опуская руки в отчаянии и поднимая кулаки в честь успехов. Он бушевал. Выплясывал. Произносил каждую фразу, которая приходила на ум, всевозможные штампы и бессмысленные выражения из лексикона богов:

— Я говорю, «Элиот Уэйв Файв». Реальный шанс.

— Вам понравится рынок в двенадцать тысяч. Это просто кража десяти восьмисот.

— Когда Гринвичу нужны лидеры, хедж-фонды смотрят на нас.

Кьюсак приседал и делал наклоны, останавливаясь, чтобы послушать и перевести дыхание. Взять передышку. На другом конце линии никого не было. Непросто одновременно изображать непрерывный разговор и следить за перемещениями Никки, как трехглазый ястреб.

Шэннон появился ровно в 12.15. Никки надела куртку. Кьюсак для порядка покачал правым кулаком, и она помахала ему в ответ. Здоровяк нахмурился, когда Кьюсак показал им два больших пальца. Сумки не было. Никки ее не взяла.

Тридцать секунд пронеслись, как вечность. Джимми ждал, все еще разговаривая, продавая и продолжая укреплять свою заявку на «Оскар». В это мгновение материализовались его худшие страхи. Никки вернулась. Она забралась под стол, достала сумочку и вытащила кошелек. Подняв кверху ладони и сделав недоуменное лицо, просигналила: «Как идут дела?»

Кьюсак с блеском в глазах опустил руки и, изобразив весы, покачался из стороны в сторону: «Все висит на волоске».

«До их возвращения максимум двадцать минут».

Из осторожности Кьюсак выждал пять. Он небрежной походкой подошел к столу Никки, посмотрел, не следит ли кто, и засунул руку в ее сумочку. Сделал то, что ни разу не делал с сумочкой Эми. И в эту секунду с ужасом услышал за спиной голос:

— Эй, Джимми…

— Что случилось? — спросил Кьюсак, оборачиваясь и стараясь не покраснеть.

— Слышал твой разговор, — сказал Лизер. — Именно такое нахальство нам и нужно. С кем ты говорил?

— «Нью-Джерси Шит Метал».

— Есть прогресс?

— Продолжим после обеда. — Кьюсак стиснул кулак, демонстрируя непреклонную решимость.

— Отличная работа. И я слышал, ты платишь за ланч.

— Я боялся, — признался Джимми, — что вы рассердитесь. Я знаю, ланчи — не ваш профиль.

— Мне надо было самому это сделать.

«Тринадцать минут».

Кьюсак направился к стойке секретарши. Лифта не было целую вечность. Он ждал. Ждал. Ждал. Наконец лифт приехал. Он останавливался на каждом этаже. Кто-то сказал: «Покатаемся». Никто не рассмеялся.

Двери открылись. Кьюсак прошел через вестибюль здания, посмотрел направо и налево, ища «Бентли» Лизера, и двинулся к Гринвич-авеню.

«Одиннадцать минут».

Джимми последний раз обернулся и рванул к «Гринвич Хардвер». На полпути к цели он нырнул за няню с коляской, за которой следовала женщина постарше — наверное, мать.

Спустя пару секунд он уже стоял в очереди, дожидаясь, пока мясистый плотник закажет упаковку гвоздей. Фланелевая рубашка. Двадцать лишних кило жира.

— У вас есть сотки со шляпкой под тройку?

— Они идут только со шляпкой под три с четвертью, — ответил продавец.

Седые волосы. Лысина. Широкая улыбка и деловитость.

— Не, мужик. Мне нужно тройку.

«Семь минут».

— Под тройку есть полтинники. Если тебе нужна тройка, у меня есть три варианта полтинников.

— Мне нужна сотка.

— Тогда бери со шляпкой на три с четвертью.

Фланелевая Рубашка нахмурился, и Кьюсак сказал:

— Эй, парни, мне нужно срочно сделать ключи.

Продавец и плотник раздраженно обернулись.

— А мне какое дело? — спросил Фланелевая Рубашка.

— Дело на двадцать долларов, — ответил Кьюсак, подняв хрустящего Джексона.

— Тут ты прав. — Фланелевая Рубашка схватил банкноту и сказал продавцу: — Помоги-ка моему новому другу, Горди.

— Эй, мне бы тоже такая не помешала, — возразил продавец Горди.

— Сделай мне ключи, и как-нибудь разберемся, — пообещал Кьюсак.