А всемогущий мужчина снова бродит по горе — ведь это стало для него насущной необходимостью. Здесь он находит кусок глины, там обломок мрамора или частичку terra sigillata. Придать его карманам хотя бы какое-то подобие европейской формы не успевает даже тетя Элени, хотя она обладает подлинным искусством гладить совершенно измятые брюки своего гостя после того, как он возвращается домой нагруженный бог весть откуда взятым древним хламом.
Ноли сами ведут Хуманна к византийской оборонительной стене, которая расположена у вершины горы. Неужели же раньше он, как слепой, проходил мимо, ничего не замечая, или за последние дни сильный дождь основательно размыл стену? Как бы то ни было, но сегодня Хуманн видит несколько выступов, которые, без всякого сомнения, представляют собой края замурованных плит. Если глаз его не обманывает — а такого не может быть у инженера! — они того же размера, что и плита доктора Раллиса, отправленная в Константинополь, и та плита с богом, которую пытались превратить в ступеньки лестницы. Здесь замурованы две плиты. И их надо выломать.
Но как это сделать? Все труднее и труднее вовремя закончить шоссе, и, хотя сроки в Турции — это резиновая лента, которую по желанию можно растягивать до бесконечности, чувство долга инженера требует от Хуманна их соблюдения вопреки присущим ему человеческим слабостям. Невозможно снимать со строительства десятки рабочих и заставлять их трудиться здесь; тем более что за несколько часов ничего не сделаешь: ведь стена так прочна, что почти каждый камень необходимо подрывать. А других рабочих здесь не найти, потому что все, кто имеет ноги и руки и хочет заработать, уже трудятся на строительстве шоссе.
Ждать, опять и опять ждать. Всегда только терпеть. Терпение приносит розы, так говорит турецкая пословица. Но пока оно приносит лишь шипы, а чтобы дождаться цветов, нужно слишком много времени…
У Хуманна зуб на зуб не попадает от холода, мурашки бегают по коже. Это опять проклятая лихорадка. В ушах звенит, как в проводах на телеграфном столбе. Инженер уныло спускается в долину и решает принять кроме необходимой ему порции хины еще и хорошую порцию грога.
Быстро проходит время. Бесконечная работа, сменяемая приступами лихорадки, почти не позволяет Хуманну отдохнуть. Но зато из козлиных и верблюжьих троп получается неплохая дорога. Пока ее доведут до Смирны, пройдет уже 1870 и большая часть 1871 года.
Только осенью 1871 года Хуманн позволяет себе сделать перерыв. Газеты извещают о том, что непогрешимый папа науки об античности, берлинский профессор Эрнст Курциус прибыл с большой свитой в Константинополь, чтобы подтвердить свою абсолютную, непоколебимую догму в отношении Малой Азии античного времени. «Вот это, — думает Хуманн, —
В прошлом году, весной 70-го года, он уже был близок к тому, чтобы найти опекуна для своего любимого ребенка. Они встретились в гостинице Мюллера в Смирне — советник по строительству, доцент Королевской строительной академии Адлер из Берлина и его бывший ученик Хуманн. Радость свидания была велика, особенно со стороны Адлера, который нашел, наконец, знатока этой страны и ее языка. Хуманн пригласил Адлера на несколько дней в Пергам, и тот с удовольствием поехал бы туда, особенно ради осмотра развалин раннехристианской церкви, но программа путешествия не позволила Адлеру совершить эту экскурсию, во время которой Хуманну, без сомнения, удалось бы заполучить его для своей крепости. Адлер мог принести большую пользу хотя бы тем, что, возвратившись в Берлин, обратил бы внимание Археологического института на эти нераскрытые сокровища.